Юрий Рытхэу - Полярный круг

Оленевод сказал, что с особым интересом он слушал речь всем хорошо известного товарища Компотова. Начальник часто бывает в тундре, громко ругается и хорошо знает, как в действительности живут оленеводы. Дальше Тутын сказал:

— Я частый гость на разных слетах и совещаниях. Прямо стал летающим оленеводом. Раз три месяца отсутствовал, чуть из бригады не отчислили, да пришло разъяснение — участвовал сначала в районном, потом в окружном, а в конце концов — в областном совещании. Случилось это зимой, погода была плохая. То в одном месте посидишь, то в другом, в третьем билета на самолет не окажется, вот так и прошли три месяца… Но дело не в этом. Я заметил, что всюду мы говорим одно и то же. Особенно Компотов. Будто хорошо смазанные жиром, слова его глотаешь, не разжевывая, и даже не помнишь, какой у них вкус. И все же я спрашиваю вас всех: сколько мы еще будем разговаривать?! И все о том, что оленеводу нужен надежный механический транспорт, передвижное жилище, хорошее снабжение? Почему мы все говорим, говорим, говорим и ничего не делаем?

Тутын остановился и поглядел на переводчика.

Тот откашлялся, поправил галстук и начал:

— Дорогие товарищи! Прежде всего разрешите мне передать от лица моих земляков, тружеников совхоза «Возрождение», пламенный тундровый привет участникам областного слета оленеводов-механизаторов!

Переводчик сам зааплодировал, и вместе с ним захлопали в ладоши сначала в президиуме, а потом в зале.

— Товарищи! Наша партия и правительство проявляют неустанную заботу о дальнейшем развитии и поднятии на должный уровень оленеводства. Наш совхоз и наша бригада взяли новые повышенные обязательства, преисполнились решимостью достичь в своем деле новых высоких показателей.

Тутын отошел от трибуны и с изумлением смотрел на переводчика. Оле тоже удивлялся: ведь Тутын так хорошо говорит по-русски.

— В свете новых решений и постановлений, — продолжал привычным, несколько вибрирующим от волнения голосом переводчик, — мы уверенно смотрим вперед и торжественно заявляем: мы выполним и перевыполним взятые на себя повышенные обязательства!

Переводчик говорил прямо в микрофон, и его слова далеко и внятно разносились по залу.

И вдруг в этот размеренный поток ворвалось что-то инородное. Это Тутын подошел к трибуне и громко сказал по-русски, обращаясь к переводчику:

— Я этого не говорил, Михаил Павлович!

— Не мешай! — отмахнулся от него по-чукотски переводчик. — Я знаю, что надо говорить с трибуны, отойди!

— Товарищи, — продолжал Михаил Павлович. — Товарищ Тутын также просит передать, что обо всем, что он узнал на этом совещании, он расскажет в родном совхозе, особенно об указаниях, которые даны в развернутом и насыщенном конкретными фактами и рекомендациями выступлении товарища Компотова.

Компотов громко захлопал, и переводчик направился на свое место.

Тутын растерянно стоял возле трибуны, не зная, что делать.

— У вас все, товарищ Тутын? — вежливо спросил председательствующий.

— Все, — махнул рукой Тутын.

— Объявляется перерыв на обед!

Оле пробился к Тутыну, еще не оправившемуся от своего выступления.

— Ты все правильно сказал! — похвалил он.

— Ты слышал, как меня перевел Михаил Павлович? — растерянно пробормотал Тутын. — Надо было самому по-русски сказать. Зря послушался: просили для местного колорита по-чукотски сказать.

— Зря расстраиваешься! — переводчик весело хлопнул Тутына по плечу. — Я, можно сказать, спас тебя, а ты еще недоволен!

— Но ты не перевел того, что я сказал! — настаивал Тутын.

— Я перевел то, что должен был сказать настоящий посланец совхоза, — важно произнес Михаил Павлович. — Завтра твоя речь появится в газете. О тебе узнают в области, а может быть, и дальше… Жаловаться мы все умеем, — отечески добавил Михаил Павлович, — а вот зажечь людей призывом, энтузиазмом — это не каждому дано.

Переводчик важно унес свой живот.

Оле сочувственно посмотрел на Тутына. Тот стоял в нерешительности, а потом вдруг предложил:

— Пойдем со мной.

— Куда? Я не пойду.

— Я тебя приглашаю, пойдем!

В самом деле, в задней комнате стоял накрытый стол. Чего тут только не было! Даже апельсины, которых Оле давно не пробовал. Некоторое время он стоял бочком, робко, с изумлением наблюдая за Тутыном, который со всеми был хорошо знаком.

— Мой друг, оленевод из соседнего района, — представил Тутын Оле.

Девушка подавала горячие сосиски, разливала чай и кофе.

— Здесь хорошо, правда? — шепнул Тутын. — Мне нравится. Гляди, как тут! Теперь я понимаю, почему Компотов такой толстый, выше средней упитанности.

Оле взял второй апельсин.

— А тут бесплатно?

— С вас, товарищи, три рубля! — произнесла девушка над ухом Оле и добавила, обращаясь к Тутыну: — А с вас еще и рубль за первый перерыв.

Очутившись на улице, Тутын виновато сказал:

— Мне почему-то казалось… раз человека выбирают в президиум, должны же быть у него какие-то преимущества!

Он заметил на руке Оле часы.

— Покажи!

Он долго смотрел, как загорались цифры, и с восхищением произнес:

— Какомэй! Чего только не придумают!.. А вот для оленевода поработать головой никто не хочет.

— Есть же эти самые снегоходы «Буран», — напомнил Оле.

— Я говорил с Компотовым о «Буранах», — со вздохом ответил Тутын. — Он не одобряет.

— Почему?

— Не доверяет оленеводу. Говорит: а как выпьете да поедете и машина встанет — замерзнете. Это не то, что на оленях или на собаках. Там, если начнется пурга, взял да и остановился, сделал снежное убежище, залез и жди себе, когда стихнет…

— Так ведь можно не одному ездить, — возразил Оле, почувствовав вдруг сильную обиду на Компотова за его недоверие. — А тот вездеход, который ты по кусочкам собирал в районном центре, — чем он лучше «Бурана»? Ведь тоже железная коробка, и если он встанет в тундре…

— Взял бы ты и выступил на нашем совещании, — предложил Тутын.

— Я же не делегат, я в отпуске, — напомнил Оле. — А потом, ведь все равно Михаил Павлович переведет не так, как скажешь.

На этой улице сходились потоки служащих, спешащих на обед. Неподалеку отсюда располагались здания треста «Северо-востокзолото», геологическое управление, почтамт, другие учреждения. Шли хорошо одетые люди, много людей. Оле наблюдал за ними и думал о Компотове. Как, должно быть, ему нелегко. Он отвечает за оленеводов, разбросанных на огромных пространствах северо-востока Азии. Разве за всем усмотришь и уследишь? То там, то тут какая-нибудь беда: гололед, попытка или какая-нибудь другая эпидемия, тундровый или лесной пожар, а то просто олени возьмут и убегут. И такое бывает… Наверное, кто-то еще стоит повыше Компотова и жмет на него, ну и Компотов, в свою очередь, тоже жмет на тех, кто ниже. Вот и получается — взаимное давление.