Юрий Рытхэу - Полярный круг

Вертолетная площадка находилась на берегу лагуны, отмеченная пустыми бочками из-под авиационного бензина.

На площадку прибыл почтовик Панай. Вертолет стал настолько привычным, что к нему уже давно не сбегались все жители, как это было еще несколько лет назад.

Василий Васильевич спустился на землю. Подошел к Маюнне и Алексею и весело сказал:

— Удивили вы новостью стариков!

— Он ничего не сказал? — еще раз спросила Маюнна.

— Да что тут говорить? — пожал плечами Василий Васильевич. — Ты получше меня знаешь своего отца: где не нужно слов, где полная ясность — он ничего и не говорит. Так что можешь не беспокоиться.

Панай погрузил почту, подошел и сказал:

— Готово.

— Ну, — летчик пожал руки Алеше и Маюнне, — желаю вам всяческого счастья. Постараюсь прилететь на свадьбу. Тем более что имею официальное приглашение Иунэут и Павла Григорьевича.

Летчик поднялся в кабину, завертелись лопасти вертолета, пригибая жиденькую траву на площадке.

Алексей и Маюнна постояли на площадке, пока вертолет не взлетел, и медленно пошли по улице селения.

Возле больницы Маюнна остановилась и тихо спросила:

— Что будем делать?

— Как ты, — ответил Алеша. — Летчик же сказал, что родители согласны.

— Но письма-то нет, — напомнила Маюнна.

— Летчик сказал… — начал было Алексей, но, встретившись взглядом с Маюнной, осекся и понуро закончил: — И от моих нет ответа.

— Меня беспокоит, что папа ничего не сказал, — задумчиво произнесла Маюнна.

— Но и не сказал «нет», — напомнил Алексей.

— Может, лучше так прямо бы и сказал «нет», — вздохнула Маюнна. — Тогда б я знала, что делать. А когда папа просто молчит и ничего не говорит значит, тяжело ему.

— Нам тоже нелегко, Маюнна, — произнес Алексей. — Все равно, рано или поздно, все это нужно сделать: и зарегистрироваться, тем более что заявление-то уже подано, и свадьбу справить… Мы свой долг исполнили — оповестили родителей, а ведь решать все равно только нам с тобой…

— Да, это так, — с тяжким вздохом согласилась Маюнна.

Брак регистрировал Пэлянто, пожилой чукча в темно-синем костюме, ослепительно белой рубашке с галстуком, связанным из цветной нейлоновой лески, но в летних торбазах из нерпичьей кожи.

В сельском совете никого не было, кроме Маюнниной подруги Клары Калянто и свидетеля со стороны жениха — охотника Сергея Кымына.

Пэлянто долго и важно писал. Алексей сидел на неудобном стуле с высокой спинкой и искоса наблюдал за старательными действиями председателя сельского Совета. Почерк у Пэлянто был красивый, четкий и походил на печатный курсив. Само написание букв, видимо, доставляло Пэлянто громадное удовольствие, физическое наслаждение.

— Какую фамилию желаете носить после сочетания браком? — учтиво спросил Пэлянто у Маюнны.

— Я хочу оставить свою фамилию, — ответила Маюнна.

Пэлянто удивленно глянул на девушку. Странно. Обычно девушка берет фамилию мужа. Бывает, но очень редко, когда парень меняет фамилию на женину. Недавно Пэлянто пришлось регистрировать брак воспитательницы детского сада Гали Нестеренко и местного моториста Геннадия Тынакалячайвыгыргына. Теперь Геннадий стал Нестеренко, и очень доволен. А тут Маюнна оставляет фамилию Кайо и не хочет брать такую хорошую русскую фамилию, как Яковлева.

— Может, все-таки подумаешь? — тихо спросил ее по-чукотски Пэлянто.

— Нет, я хочу оставить свою фамилию, — твердо сказала Маюнна. — Мы уже советовались.

Пэлянто начал заполнять бланк брачного свидетельства. Он писал долго и думал о том, что, когда чукчанки разводились со своими русскими мужьями, а это, надо сказать, бывало очень редко, они все равно оставляли мужнину русскую фамилию.

Наконец все формальности были закончены. Пэлянто произнес хорошо заученные поздравительные слова, пожал руки жениху и невесте и выпустил их из тесной комнаты сельского Совета.

— Уф! — облегченно вздохнул Сергей Кымын. — А бумагу-то в магазин забыли!

Пришлось возвращаться. По такому случаю Пэлянто выдал разрешение на покупку вина, которое в это напряженное время охоты на моржа в улакском магазине не продавали.

Маюнна вошла в квартиру, и странное чувство охватило ее. Она уже не раз бывала здесь — в этом новом двухэтажном деревянном доме с паровым отоплением. Астроном, который приезжал наблюдать солнечное затмение, уехал. Сейчас, когда Маюнна вошла сюда полноправной хозяйкой, вдруг подумалось, что уже навсегда и безвозвратно кончилась прежняя жизнь, и радости, связанные с ней, остались далеко позади. И эта мысль затмила все, как бы завесила невидимой, но плотной завесой то, что было радостного до этого мгновения. Вот если бы сейчас все повернуть назад, изменить, отказаться от брака, ведь ничего такого особенного не было, если не считать этой плотной бумаги, сложенной вдвое и похожей на аттестат зрелости, сказать Алексею, что лучше бы все оставить так, как было до церемонии в сельсовете… Но подумалось так со щемящим чувством именно потому, что ничего уже нельзя было сделать. Подумать можно, а сделать нельзя, как бы этого ни хотелось.

Навсегда перейдена межа, которая отделяла прежнюю Маюнну от теперешней, замужней, рядом с ней человек, которого она должна почитать за своего близкого и родного. И этот человек стал таким не по предопределению рока, не судьбой был предназначен, а выбран сознательно.

Алексей суетился, переставлял мебель, обращался с какими-то словами к Маюнне, спрашивал совета, а она все не могла очнуться от оцепенения, не могла отмахнуться от тех мыслей, которые ввергли ее в смятение.

И несколько раз в голове мелькало: «Неужели с ним всю жизнь?»

Она убеждала себя, что так и должно быть. А эти мысли — просто оттого, что она растерялась от необычной обстановки и необычного события. «Интересно, так ли чувствуют все, когда выходят замуж… Спросить бы у кого-нибудь…» Но подружки были так рады, так счастливы, что, казалось, они радуются замужеству Маюнны больше ее самой…

Алексей осторожно, с помощью Кымына внес большую двуспальную кровать, купленную у начальника полярной станции, уезжавшего насовсем из Улака. На его место приехал неженатый мужчина, и, таким образом, семейное ложе переходило новой семье.

— Что с тобой, Маюнна? — участливо спросил Алексей, когда добровольные помощники разошлись и в квартире остались одни молодожены.

— Голова разболелась, — солгала Маюнна, покраснела, но тут же, к своему удивлению, почувствовала, что в голове и впрямь как-то тяжело, словно наглоталась дыма или надышалась лекарств с эфиром.

— Прими тройчатку, — со знанием дела предложил Алексей, — а еще лучше пятерчатку.

— И так пройдет, — тихо произнесла Маюнна.