Юрий Абдашев - Двое на Перевале

— Серьезно? — с легкой хрипотцой смеется женщина. — Это насчет флота, что ли?

— Точно…

— Так, имела отношение в свое время…

Дорога накатана отлично, но машину слегка покачивает. Именно не трясет, а покачивает, словно эта снежная ночь смеха ради решила убаюкать двух запоздалых путников.

Наблюдая за дорогой, Димка думает о предстоящей вечеринке. Он, конечно, запоздает немного, явится часов в одиннадцать — надо же привести себя в божеский вид, — но это в конце концов не имеет значения. В комнате будет тепло и чисто. Петя Непрядкин заиграет на аккордеоне «Дунайские волны», Володя Шамрай станет показывать карточные фокусы, Женька, этот новенький слесарь из РТС, расскажет несколько свежих анекдотов, а Люба и Рая разыграют пантомиму «Ворона и лисица». Штука эта у них получается классно.

А в двенадцать часов Димка отсалютует шампанским — дуплетом, из двух столов. Пить он будет в меру, но только водку. Пойдет за милую душу. Он уже видит, как сзади бесшумно, точно котенок, подходит к нему Валя-Валенсия, миленькая телеграфистка, с которой Димка познакомился еще в сентябре на районном Празднике урожая. Она заглянет ему через плечо веселыми затуманенными глазами и, как всегда, попросит:

— Дим, а Дим, больше ни-ни, — а сама засмеется и погрозит пальчиком, — ни грамма….

В кабине становится жарко, и Димка слышит, как женщина разматывает шаль, осторожно, чтобы не помешать ему, стягивает с себя свой негнущийся плащ.

«Да нет, пожалуй, ей не больше двадцати пяти, — решает он, заметив тонкий подбородок, невзначай выглянувший из-под шали. — И с чего, скажи на милость, этакого недомерка в лес потянуло?»

Снег валит все гуще. Теперь он уже не тает на дороге, а лежит сплошной белой пеленой. Приходится включать стеклоочиститель. Дорога начинает забирать в гору. Ревет мотор, усердно метет резиновый дворник: «тики-так, тики-так…». В мутных потоках, струящихся от фар, мельтешат крупные хлопья. Теперь они напоминают белых бабочек, жадно летящих на свет.

Женщина снимает ватник, стаскивает с головы шаль и остается в глухом черном свитере. Но Димка не смотрит на нее, ему и самому становится невмоготу. Он расстегивает «молнию» на клеенчатой куртке, привычно выпрастывает одну руку, затем другую. Делать это не совсем удобно, потому что плечи его занимают без малого полкабины, а голова едва не достает до потолка.

«Минут через двадцать будем на перевале, — мысленно подсчитывает Димка, — потом два километра до буровой, а там и пешечком-то ходу не больше часа…

Димка непроизвольно прижимает подошвой педаль газа и даже сам слегка подается вперед.

— У вас тут приемник? — слышится рядом голос женщины.

— А разве эта штука похожа на что-нибудь другое?

— Действительно, не похожа, — смеется она. — Вы наверное, сами устанавливали, правда?

— Нет, — коротко режет он. — На пару со сменщиком.

— Сейчас, должно быть, концерт хороший передают…

Не отрываясь от ветрового стекла, Димка на ощупь включает приемник. В динамике сухо потрескивает, доносится мышиный писк морзянки, потом неожиданно врывается спокойный мужской голос: «Семнадцать три ноля, семнадцать три ноля, двадцать один час тридцать минут, прохожу вас. Высота восемь тысяч, прибор пятьсот пятьдесят, путевая шестьсот пятьдесят, остаток ГСМ семь тонн…» И немного погодя: «Я вас понял». Смешно подумать, где-то высоко над ними в эту праздничную ночь летит одинокий самолет. Пассажиры пьют яблочный сок, играют в шахматы и читают газеты. Димка тянет руку к приемнику и продолжает настраивать. Наконец случайная волна выплескивает песню, напористую и уверенно спокойную, как полая вода. У него даже появляется желание подпевать, но он вовремя вспоминает о своей соседке и упрямо сжимает челюсти.

Проходит несколько минут, и Димка снова досадливо косит глазом. В полумраке кабины он видит что-то светлое, латунно струящееся, похожее на лунный отблеск в холодном снегу. Парень удивленно поворачивается, и в то же мгновение машина резко тормозит. От неожиданности пассажирка ударяется о дверную стойку. В тормозах шипит воздух.

— Что это? — испуганно говорит она, потирая ладошкой лоб.

— Пень…

— Где?

— Не где, а кто.

— Не пойму, о чем вы…

— Снег идет. Вот он и слепит, путает грешное с праведным. Надо подождать, пока отдохнут глаза.

Большие Димкины руки лежат на баранке, а он, откинув голову, не отрываясь, смотрит на свою соседку. То, что произошло, напоминает сон. Женщины, которую он подобрал у эстакады, нет. Есть совсем другая. Когда и кто подменил ее, он не знает, да и потом это не имеет значения. Важно другое: она не похожа на тех, кого он встречал до сих пор. Волосы у нее золотисто-желтые, с теплым слюдяным блеском. Чуть обветренные губы. Их теплоту он ощущает даже на расстоянии. Черный свитер туго обтягивает плечи. Она выглядит рядом с ним маленькой и хрупкой, точно подросток. Димка напряженно смотрит в ее прозрачные голубые глаза. Ему кажется, что на самом дне их покоятся вогнутые зеркала. Они собирают слабый свет, рассеянный по кабине, и он сверкает в них двумя нестерпимо яркими искрами.

— Ого, — только и может произнести Димка.

Из динамика доносится незнакомая волнующая мелодия, уютно, по-домашнему, мерцает щиток и остро пахнет мандаринами. Девушка смотрит на шкалу приемника и тихо, вполголоса напевает:

По ночам из шоссе в шоссе

Пролетают машины, шумя…

От легкой хрипотцы голос ее звучит вкрадчиво и таинственно.

У тебя двойные глаза,

Их хватило б на два лица…

Димка чувствует себя так, будто его положили в гипс. Он медленно отпускает педаль сцепления, и машина нехотя трогается. «Вот бы с кем закатиться Новый год встречать, — думает он. — Да разве она пойдет… Если уж спешит, значит, ждет ее кто-то. Какой-нибудь пижон с баками и немытой шеей».

Компания, в которую Димка так рвался, незаметно утрачивает для него всякий интерес. Опять Петя Не-прядкин будет играть все тот же вальс «Дунайские волны», а Володя Шамрай — показывать фокусы, секрет которых известен всем присутствующим еще с прошлого года, опять Женька начнет забавлять публику совсем не смешными анекдотами и при этом так ржать, что на столе будут звенеть стаканы, а Люба и Рая в тысячный раз разыгрывать свою глупую пантомиму. Он может наперед до малейших подробностей предсказать, что и как там будет происходить. Именно сейчас он почему-то вспоминает, что когда Валя поет, голос ее звенит, как у торговки, зазывающей покупателей на базаре, что она из особого кокетства говорит: «дзевочки», «дзеньги», «сантимэтр»…

— Зачем вы напялили на себя этот деревянный плащ? — говорит Димка и слегка краснеет. Он уже не помнит, когда краснел в последний раз.