Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов

Она шевельнулась, и длинная тень, ее качнулась на стене. Она тихо вернулась в постель, и ему казалось, одежды из лунного сияния колыхались на ней.

— Так хорошо, да? — шепотом спросила она.

Ее длинные черные волосы отливали в лунном свете серебром, они казались белыми, они, как дождь, струились у него между пальцев, и была она такая красивая — красивее дождя.

У него защемило сердце, и он подумал о том, что скоро будет прощаться, что эта ночь кончится, кончится скоро.

От ливня лунного света, затопившего комнату, неясная тревога поселилась в его сердце, тревога о том, что ждет его впереди.

— Я зашторю окно, — сказал он.

Они не спали, и утро не наступало долго.

Она зашептала что-то, и он уловил мелодию. Потом откинулась на подушку, засмеялась, запела чуть громче, и он угадал чукотские слова.

— Что это? — спросил он.

— Ты же просил… помнишь? Песня девушки с Голубых Озер.

— Но ты говорила «нельзя», только на праздниках.

— Сейчас можно.

— О чем она?

— Девушка поет о юноше, — она засмеялась, — о красивом юноше, который из-за далеких гор однажды пришел к Голубым Озерам из чужой страны и остался тут навсегда и никак не может вернуться домой… так сильно полюбил он девушку, которая ради него не может покинуть Голубые Озера.

— И все? — спросил он.

— Нет, она поет дальше о том, что такая участь ждет и других юношей, если им выпадет счастье увидеть Голубые Озера и девушек, что родились тут. Все.

— Ух ты! — засмеялся он. — Самонадеянная девушка.

Она улыбнулась:

— Не знаю. Так в песне поется. А песни зря не бывают. Значит, все правда.

Она прижала его голову к своей груди, и он услышал, как бьется ее сердце.

…Сейчас Аникей лежит в палатке, вход застегнут на все пуговицы, он не видит ночи, но знает, что на небе ни единой звездочки, тяжелые облака легли на вершины гор, и ему хочется курить.

— А мы вас давно заметили, — встретил Аникея парень в летной форме. — Откуда, думаем, идут такие Дон-Кихот и Санчо Панса?

— Что-нибудь для нашего Росинанта найдется?

— А как же? Вон столовка, спросите Андрея, это наш повар. Сами-то как?

— Да не мешало б.

— Тогда поспешите, пока горячее. Мы недавно пообедали.

Столовая оказалась маленьким балком с двумя комнатами. Одна — кухня, вторая — зал на два раскладных дачных столика с такими же раскладными стульчиками для восьми персон. Вот и вся пищевая точка.

Афанасьич проник на кухню.

Повар Андрей вылил ему в ведро остатки борща, навалил туда же каши, сухарей, выдал две буханки хлеба.

— Надо будет добавки, — приходи. А вода вот — в бочке, — Андрей протянул гостям две тарелки. Одна с котлетами, вторая — с макаронами. И чайник с какао. — Заправляйтесь!

Перевалбаза Южная Озвереевка была пуста. В балках расположилась летная группа, обслуживающая геофизиков… Приходили сообщения, что пастухи скоро подойдут, но совхозный радист, обычно живший на перевалбазе, все еще был на центральной усадьбе, а это значит, не ранее забоя оленей начнется здесь интересная жизнь.

Летчики содержали дома в порядке, склад не трогали — волноваться было не о чем. Экспедиция геофизиков, а вместе с ней и летно-обслуживающий персонал должны закончить все работы уже на этой неделе. Так, во всяком случае, поведал Аникею парень в летной форме, оказавшийся начальником площадки. Парня, несмотря на молодость, почему-то величали тут Иваном Ивановичем.

— На ту неделю хорошее метео, — сообщил Иван Иванович, — в три дня справимся.

…Пока Орлик занимался ведром, гости успели пообедать. Афанасьич пошел за водой для лошади. Раскрыв бачок, увидал живую рыбу.

— Смотри-ка, харитон!

Андрей рассмеялся:

— Испугался небось? Это мы придумали, чтоб вода холодней была. В деревне лягушек в молоко бросают, а мы харьюза. Пусть плавает.

— И так холодина, — сказал дед.

— Пусть до ужина плавает…

— Аквариум развели, — бурчал Афанасьич. Налил воды в ведро и, прихватив коню еще полбуханки свежего хлеба, пока не видит Андрей, вышел на улицу.

— И это вся ваша живность? — спросил Иван Иванович. Он стоял и гладил Орлика.

— Видите, тощий да маленький, — начал издалека Аникей. — Старый конь. Хлопот, кроме кормежки, никаких.

— Георгий, — позвал Иван Иванович.

Подошел молодой парень в такой, как у Ивана Ивановича, летной форме.

— Жора, как тебе этот аргамак?

— Шагай, геолог… — усмехнулся Жора. — Совсем коня замордовали…

— Такова жизнь, — потупил глаза Аникей.

— Вот я и говорю, — продолжал Иван Иванович. — Они просят спецрейс. А ты пустой идешь. Возьмешь скакуна?

— В позапрошлом году, как сейчас помню, в салоне вертолета возили, — вмешался Аникей. Он начал отчаянно врать: — А в «Аннушке»-то и того проще. Тоже возили…

— Я знаю, — сказал летчик. — Есть инструкция, читал когда-то, но не помню.

— Ну вот, — обрадовался начальник площадки. — И полетите. Я вижу, животина спокойная.

— Как бы не окочурился. Совсем он у вас дохлый, — сказал летчик. — Готовьтесь, завтра с утра. При любой погоде. Тут летать — ого-го, один пишешь — семь в уме. Шагай, геолог.

— Молодой еще, — сказал Иван Иванович, когда Жора ушел. — Первый год летает. Вы на него не обижайтесь. Они, молодежь, нынче гонористая.

Аникей еле сдерживал улыбку — Иван Иванович был самую малость старше Георгия, выглядел ровесником.

«Ну, вот и все, — облегченно вздохнув, подумал Аникей. — Прилетим завтра. Афанасьич отведет Орлика на конебазу. Я пойду к начальству. А потом дам телеграмму Миле. Нет, сначала дам телеграмму, а потом пойду к начальству. Она прилетит, и поедем в отпуск. Нет, сначала надо комнату выбить для нас в общежитии. А может, у Афанасьича поселиться? У старика все-таки дом. Он бы на кухне спал, а нам — комната. Гм».

Мысли о предстоящих хлопотах развеселили его, он живо себе представил, как будет заниматься знакомым для него по первой свадьбе делом — хождением в местком, заявлениями начальству, покупкой чего-нибудь, без чего невозможен так называемый уют. Все это было так не похоже на жизнь, которую он вел раньше, что сейчас забавляло его и совсем отодвинуло на задний план завтрашние заботы.

Афанасьич входил в доверие к повару Андрею. Он взялся помогать ему чистить рыбу, мыть посуду, таскать воду — всячески быть «на подхвате», чтобы таким хоть образом отработать бесплатное питание и выяснить, где что «плохо лежит», чтобы при случае скормить Орлику.

Андрей был им доволен. Жаловался только, что по такому случаю не мешает чего-нибудь крепкого, но у них все кончилось, а брагу варить Иван Иванович не разрешает, да и дрожжей осталось совсем мало, только для выпечки. Надо экономить. Да опять же ждать три дня как минимум.

Дед поддакивал, сокрушался, сетовал на тяготы полевой экспедиционной жизни, вздыхал: