Александр Исетский - Буран

— Да-а, — все так же неопределенно произнес он, отняв ладонь от лица. — А что касается вашего замечания о стиле доклада Косотурова... — Белкин помолчал несколько мгновений, барабаня пальцами по столу. — Все они у нас докладчики, конечно, слабые. Не ихняя это сфера. Вы же слышали — за стиль доклада его никто не критиковал. Срезался на стиле руководства.

Повернув голову, он, казалось, совершенно бесцельно осмотрел стопку книг, лежащую от него слева на углу стола. Взглянув вслед за ним на эту стопку, я заметил корешок переплета восьмого номера журнала «Новый мир», в котором были опубликованы рассказы Троепольского «Из записок агронома».

— Читали? — спросил я Белкина, имея в виду эти рассказы.

— А? Да, да. Сатирик, — поняв мой вопрос, ответил Белкин.

И опять-таки этот ответ был бесцветным, не выражавшим никакого отношения секретаря райкома к сути рассказов Троепольского. Я было хотел уже попрощаться с Белкиным, как неожиданно открылась дверь, и в кабинет буквально ворвалась кем-то задерживаемая извне, сильно возбужденная женщина. На ней были хорошая драповая шуба, модная шляпа и белая пушистая шерстяная шаль, но все это сидело на ней как-то несуразно, как будто одетое впопыхах.

Еле переводя дух, она толкнула на стол свою лакированную сумку и, сверкая гневными, заплаканными глазами, прерывисто, охрипшим голосом, торопливо заговорила:

— Анатолий Петрович, зачем же вы опять посылаете Гаву в колхоз? Я так обрадовалась, что его там выгнали, а вы снова. Пришел он только что с вашего бюро...

— Товарищ!.. — попытался прервать ее Белкин.

— …белее снега упал из диван, шепчет это самое, что вы его опять в колхоз... Что же, вы Гаву совсем загубить хотите?

Скользнув по мне мимолетным настороженным взглядом, секретарь энергично встал.

— Вы видите, что я занят?

— Когда дело касается семьи Косотуровых, вы вечно заняты. Вам совершенно безразлично, как мы тут без него мучаемся.

— Совершенно безразлично! — жестко ответил Белкин. — То, что вы не едете с мужем в колхоз, это ваша блажь. Живет же очень хорошо со своей семьей в колхозе Гусельников. Вот товарищ только что приехал от него. Рассказывает об ихней прекрасной квартире, что жена его работает, всеми они уважаемы. А вы... цепляетесь тут за свою коммунальную квартиру.

На жену Косотурова эти доводы не произвели никакого впечатления. Наоборот, она заговорила с еще большим ожесточением.

— Ну и пусть живут, пусть она там копается в этом навозе, а я не хочу! И если вы все-таки пошлете его, я доведу дело до развода!..

— Ну уж это как вы хотите, как вам заблагорассудится. Партия не будет поощрять ваших... капризов. Все, товарищ Косотурова!

Она несколько минут молча, с ненавистью смотрела на Белкина. Схватив свою сумку и отойдя к двери, она резко повернулась и угрожающе сказала:

— Партия, говорите, не будет поощрять моих капризов? А вы знаете, мне кажется, она не погладит по головке и вас. Перебрасывать из колхоза в колхоз... проштрафившегося работника, это, как я читала, тоже не поощряется. Я позабочусь, чтобы об этом узнали, где полагается! — и, хлопнув дверью, ушла.

Белкин молча прошелся по кабинету и, остановившись у окна на улицу, как-то неуверенно сказал:

— Вот видите, как отбиваются...

— Что же? Пошлете все-таки Косотурова в колхоз?

Не оборачиваясь, секретарь райкома; помедлив, ответил:

— Туго у нас с кадрами. Посмотрим, прикинем. Учтем вашу информацию.

И мы холодно попрощались.

1954 г.

После затянувшегося за полночь открытого партийного собрания в конторе МТС задержались лишь зональный секретарь Седачев и главный агроном Тепляшин. Приглашенный Седачевым переночевать на его квартире, я ожидал, пока он, наскоро выправляя, прочтет протокол собрания. Закрыв свою комнату, зашел к секретарю и Тепляшин.

— Хотел я сегодня, Пантелей Павлыч, — сказал он простуженным сиплым голосом, — повернуть вопрос о готовности к севу еще вот таким боком: как мы организовали деловое и политическое воспитание колхозных председателей?

— Ну и повертывал бы, — безразлично пробурчал Седачев, что-то энергично вычеркивая из протокола.

— Дан вот — осип. Думал, ты коснешься. Ведь из девяти артелей в пяти у нас сели председателями новые люди.

Секретарь недовольно взглянул поверх очков на Тепляшина.

— Не в пяти, а в четырех. И чего ты, который уже раз, ладишь причислить Евсюгова к новичкам? У человека, шут его знает, какой опыт, а ты его на одну доску с первогодками.

Тепляшин нетерпеливо выслушал замечание Седачева и пренебрежительно возразил:

— Не спорю, председательская борода у Евсюгова протянулась чуть ли не через половину артелей района. Но, Пантелей Павлыч, ведь он же донельзя малограмотный. Его мало воспитывать, его надо учить с самых что ни на есть азов. Вы посмотрите, — порывисто схватившись за свою полевую сумку, обратился он ко мне, — его акты на тракторную бригаду. Это же умора!

— Ладно, не демонстрируй! — остановил его Седачев. — Однако этого малограмотного Евсюгова чуть не на каждом пленуме и партактиве в пример ставят.

Тепляшин взмолился:

— Пантелей Павлыч! Дорогой мой, так это же заблуждение! Глубочайшее заблуждение. По приемам его работы в Федьковке, как я теперь присмотрелся, Евсюгов, я тебе скажу, опасный перестарок на данном этапе.

— Ну, знаешь, товарищ Тепляшин! — вскипел секретарь. — «Опасный перестарок»?! Хлесткий ярлычок подобрать, конечно, легче, чем дельного человека.

Агроном беспомощно развел руками и с сожалением взглянул на пустой графин, сделав с усилием сухой глоток.

— Вот пакость — перехватило, — просипел он. — Я бы разложил этого колхозного подымателя на составные части — чего он сегодня стоит. — И, протянув мне на прощание руку, непримиримо порекомендовал. — Очень вам советую познакомиться с этим Евсюговым. Получите потрясающее впечатление... Доброй ночи!

После ухода Тепляшина секретарь хмуро сказал:

— И вот так каждый день что-нибудь тебя взвинтит. Все еще никак в колею не можем войти после перестройки. Ну так что ж, пойдемте поспим, сколько удастся.

Оказавшись невольным свидетелем столь противоречивых суждений об одном и том же человеке, я, естественно, захотел узнать поподробнее, что же из себя представляет федьковский председатель?

Сдерживая позевоту, Седачев сказал:

— Я не думаю, чтобы Евсюгов мог представить для вас особый интерес. В смысле передачи опыта — никакого новаторства в его хозяйстве вы, конечно, не увидите. Наоборот, его можно упрекнуть, так сказать, в старомодности.

— Но вы только что говорили, что его у вас...

— А! В пример ставят? Ну так это за его умение вытягивать отстающие артели.