Владилен Леонтьев - Антымавле — торговый человек

Слух о возвращении Рэнто быстро пронесся по стойбищам. Дошел он и до РИКа. Дело Торкина еще не было забыто, и в стойбище Ымылён, как только установилась санная дорога, вслед за Глебовым вышли две нарты. Но не успели они пройти и полпути, как Рэнто уже исчез из дому, и, сколько ни пытались узнать риковцы, где никто не мог сказать ничего вразумительного. Спрашивали и Ринтылина.

— Я не знаю, что думает голова другого, и не могу сказать, где Рэнто, — отвечал он, словно ничего не знал.

Рэнто появлялся в Ымылёне, когда не было никого из райисполкомовцев или каких-либо других начальников. Жители стойбища побаивались его, а председателю нацсовета он пригрозил, что пуля может неожиданно попасть в его голову.

Неспокойно стало в Ымылёне и соседних стойбищах.

Был только один человек, которого Рэнто не то что боялся, а просто не знал, как с ним поступить. Будь он хотя бы мужчиной, а то женщина. Маленькая, молодая, почти девочка, с волосами, как стебельки сухой желтой травы. Когда стала работать школа в Ымылёне, она смело зашла к Рэнто, не спросила его, хочет он или нет, чтобы его Кымыкай учился, взяла за руку и увела с собой.

— Ты что?! — догнал ее Рэнто.

— Ну-ну, нечего пугать, — оттолкнула его учительница, даже не посмотрев на него.

Рэнто был ошеломлен. Ему стоит только прижать ее рукой, и от нее останется мокрое место. Но странно, рука не подымалась.

— А, пусть! — махнул рукой Рэнто.

Но Кымыкай так и не кончил школы. Не выдержал он непосильных физических упражнений, которыми заставлял заниматься Рэнто. Умер.

«Сила дает власть, страх заставляет подчиняться», — говорил Ринтылин, и Рэнто строго следовал его завету. Но поступки Рэнто последних дней взбудоражили не только ымылёнцев, но и жителей других поселков. РИК решил принять серьезные меры…

Скрылись яранги поселка Инчувин за громадой Дырявой скалы. Нарта легко скользит по укатанной дороге, подпрыгивает на торосах, раскатывается на пологих сугробах. Глебова невольно валит то в одну, то в другую сторону, глаза напряженно смотрят вперед и с нетерпением ждут, когда из-за следующего мыска покажется полоска косы, а еще дальше, в синеющей дали, — Увэленская сопка, подрезанная легким дымком, нависшим над поселком, которого еще не видно. Там Увэлен, там настоящий дом — чистый, уютный. Правда, стены этого дома промерзают за ночь и к утру украшаются красивой серебристой изморозью, а вода в ведрах покрывается толстым слоем льда. Но даже и такому жилью бываешь рад после скитаний по стойбищам.

Сначала покажется полоска косы. Нарта пойдет по ее гребню. Потом на склоне Увэленской сопки появится черный бугорок. В любое время года виден этот бугорок на склоне горы. Зимой его не заносит снегом — обдувает ветрами, летом он не зарастает травой, потому что там камни, весной раньше всех на нем стаивает снег, а осенью ветры сдувают с него все, оставляя голую кучку черных камней. И если путник идет или едет с юга, с запада или из тундры, откуда ведут дороги к Увэлен, то перед его взором возникает в первую очередь это черное пятнышко маленькой землицы, чернеющей зимой среди яркой белизны снега. По этому месту и назван поселок: ув — черный, элен — земля.

Глебов выехал на север в конце 1934 года, а подъезжал к дому в тридцать пятом…

Пять месяцев езды на вечно покачивающейся нарте, ходьбы следом за ней пешком, подъемов в гору, бешеных спусков с крутых каменистых склонов. Пурга. Ночевка в снегу, в тесных и душных пологах чаучу. Страшная усталость.

В памяти Глебова возникали боевые походы по якутской тайге в красногвардейском отряде Родзинского в восемнадцатом, камера смертников в белогвардейской тюрьме, знаменитые переходы в пятидесятиградусный мороз с отрядом легендарного Каландарашвили в двадцатом, ликвидация пепеляевско-коробейниковской банды, ранение, госпиталь, ампутация правой руки, работа в ЧК… и много-много тяжелых и трудных минут. И эта поездка, пожалуй, не легче, чем пережитое раньше.

Усталость валила на бок, но глаза ждали. Глебов находился в таком же состоянии, как страстный охотник, когда, еле волоча ноги, возвращается усталый домой и дает себе зарок никогда больше не ходить на охоту. Но проходит день-два, и охотника снова тянет на простор тайги, хотя в памяти еще свежи воспоминания последних мытарств. Вернутся силы, и Глебова снова потянет к этим людям.

Казалось бы, что надо гуйгунскому Ринтынету под новой кличкой Сапыр, которой он очень доволен? В семье голодно, холод, нищета. Есть ли кусок мяса, нет ли — все равно смеется и делает людям добро. За добро и ему платят добром. Он готов служить всем, нисколько не думая о себе. Но люди добры, помогают: ведь Сапыру выпало самое большое счастье — дети. Как удивился Сапыр, когда Глебов предложил ему заниматься только резьбой по кости и отправлять свои изделия в Увэлен, в кооператив.

— Разве на это можно жить? — недоуменно спросил он Глебова.

— Да, можно.

Новый человек может не заметить, какие изменения произошли в жизни Антымавле, он их не увидит. А Глебова радовала его чистая рубашка, сразу бросившаяся в глаза при первой встрече, платье, неумело надетое на его жене, обстановка в пологе, наивная изобретательность и желание узнать все до мельчайших подробностей. А главное — решимость, которая появилась у Антымавле. Глебов остался доволен поездкой Антымавле к чаучу. Правильно сделал Антымавле, что решился скупить у него всю пушнину. «Нужно забрать у Пылёка оставшиеся песцовые шкурки, пока не приехал Рэнтыгыргин, — предложил Антымавле Глебов после того, как выслушал его рассказ. И добавил: — Потом мы ограничим Пылёка в торговле, лишим его возможности накапливать товары. Но все надо делать осторожно, чтобы снова не отпугнуть чаучу, чтобы люди в стойбищах поняли, чего хочет Советская власть».

Глебов кое-что узнал о связях Рэнтыгыргина со старыми торговцами и заверил Антымавле, что они пошлют в стойбище Вельвун своего человека. Но все равно надо опередить Рэнтыгыргина: кто знает, какую каверзу они с Пылёком еще могут придумать?

Как обманчиво первое впечатление! Сначала Глебову показалось, что гуйгунский Гывагыргин мешает организации колхоза, но потом, когда начался откровенный разговор, он понял, что этот человек стремится к хорошему, но очень осторожен и ко всему относится с недоверием, пока не убедится в полезности любого дела. Вероятно, сказывалась давняя подозрительность к словам и делам русских. Но люди о нем говорят с большим уважением и теплотой.

Глебов теперь хорошо, знал о положении дел на северном побережье.

— Вон уже Увэлен видно! — перебил мысли Глебова Теркынто. — Скоро дом!