Венедикт Ерофеев - Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

27.3. C. 64. Может быть, Вера Дулова тоже прославленная арфистка. Но он помешался именно на Эрдели. И ни разу-то он ее в жизни не видел, а только слышал по радио… —

Вера Георгиевна Дулова (1910–2000) – советская арфистка, профессор Московской консерватории, солистка оркестра Большого театра.

Ольга Георгиевна Эрдели (род. 1927) – также советская арфистка и музыкальный педагог, солистка Большого симфонического оркестра радио и телевидения.

Эрдели и Дулова – фигуры для рядового советского человека, не посещавшего консерватории и концертные залы, несколько мистические, поскольку их действительно в дотелевизионную эпоху практически невозможно было увидеть, однако их фамилии были прекрасно всем знакомы, так как записи музыкальных произведений в их исполнении регулярно передавались по радио.

27.4… бренчит на арфе… —

Кроме того, что арфа – традиционный инструмент ангелов, косвенно обнаруживается ее связь и с «германскими поэтами» (см. 16.3), герои которых также музицировали на этих громоздких музыкальных инструментах. Например, у И.-Л. Уланда: «И скальд выступает на царскую речь: / Под мышкою арфа, на поясе меч» («Три песни», пер. В. Жуковского).

27.5 …не курит, не пьет, с постели не встает, девушек не любит… —

«Цензурный» вариант грубой фразеологической характеристики благовоспитанного абстинента – «Не курит, не пьет и баб не ебет», наложенный на образ «не встающего с постели» Раскольникова (см. 10.37). Похоже ведет себя и один из персонажей Куприна:

«Любовь князя к Марье Гавриловне не только не уменьшалась, но еще более распалялась, только все ему не было успеха. <���…> Затосковал князь. Лежит у себя дома на диване лицом к стене, хмурый, молчит, от еды его даже отбило. В доме все на цыпочках ходят…» («Картина», 1895).

27.6 Наслажусь, мол, арфисткой Ольгой Эрдели и только тогда – воскресюсь… —

Вариант мотива «воскресения при помощи бабы» – см. 26.17.

27.7 В гробу я видел вашу Веру Дулову! Я с вашей Верой Дуловой и срать рядом не сяду! —

Идиоматический практикум. Оба выражения имеют сходное значение: не хочу иметь ничего общего, презираю, испытываю отвращение.

27.8 …если вы хотите, чтоб я ее, вашу Веру Дулову, удавил, струною от арфы, – тогда, пожалуйста, волоките. Я ее удавлю. —

Вариант мотива удушения.

27.9 …от малого остались руины и пепел. —

Как от Геркуланума и Помпеев – см. 30.8.

27.10 Мандавошечка —

нецензурная характеристика вызывающего презрение объекта, производная от «неприличной» лобковой вши.

27.11C. 64–65. Вошли: он все лежит и тоскует. Я ему сначала кинул балалайку, прямо с порога. А потом – швырнул ему в лицо эту Ольгу, я этой Ольгой в него запустил!.. «Вот она – Эрдели! Не веришь – спроси!»

И наутро смотрю: отворилось окошко, он в него высунулся и потихоньку закурил. Потом – потихоньку заработал, заучился, запил… И стал человек как человек. —

Аналогичный сюжет с подменой воскрешающей силы лежит в основе «Преступления и наказания»: «плохая баба» Соня Мармеладова заменяет Раскольникову Христа, но именно под ее влиянием Раскольников «воскресает» и становится «нормальным» человеком.

27.12C. 65. «Нет, ты давай про любовь! Ты читал Ивана Тургенева?» «Ну, коли читал, так и расскажи!» «Про первую любовь расскажи, про Зиночку, про вуаль, и как тебе хлыстом по роже съездили – вот примерно все это и расскажи…» —

Пародируется дискурс советского учителя, проводящего традиционный устный опрос на уроке литературы в средней школе. При этом, судя по намекам на содержание произведения, можно понять, что опрашивается не самый прилежный ученик.

«Первая любовь» – повесть Тургенева (см. 26.19). Зиночка – Зинаида Заикина, героиня этой повести. Вуаль в тексте повести не упоминается, здесь, очевидно, имеется в виду следующий фрагмент: «По дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком на плече поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной шляпы, подняла на меня свои бархатные глаза» (гл. 12).

Что касается истории с ударом хлыста по роже, то здесь подразумевается вот что. В «Первой любви» главный герой, от имени которого ведется рассказ о его первой любви, Владимир, застает свою возлюбленную (Зиночку) на интимном свидании с его отцом:

«Зинаида выпрямилась и протянула руку… Вдруг в глазах моих совершилось невероятное дело: отец внезапно поднял хлыст, которым сбивал пыль с полы своего сюртука, – и послышался резкий удар по этой обнаженной до локтя руке. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть, а Зинаида вздрогнула, молча посмотрела на моего отца и, медленно поднеся свою руку к губам, поцеловала заалевший на ней рубец» (гл. 21).

Далее эта сцена, которая произвела на Владимира столь сильное впечатление, трансформируется в его сновидении:

«Вот это любовь, – говорил я себе снова, сидя ночью перед своим письменным столом, на котором уже начали появляться тетради и книги, – это страсть!.. Как, кажется, не возмутиться, как снести удар от кого бы то ни было!.. от самой милой руки! А, видно, можешь, если любишь… <���…> Странный и страшный сон мне приснился в эту самую ночь. Мне чудилось, что я вхожу в низкую темную комнату… Отец стоит с хлыстом в руке и топает ногами; в углу прижалась Зинаида, и не на руке, а на лбу у ней красная черта… А сзади их обоих поднимается весь окровавленный Беловзоров [персонаж повести], раскрывает бледные губы и гневно грозит отцу» (гл. 21).

27.13 …у Ивана Тургенева все это немножко не так, у него все собираются к камину, в цилиндрах, и держат жабо на отлете… —

В «Первой любви» упоминаний о камине и цилиндрах нет. Однако общая ситуация зачина некоторых тургеневских повестей имитируется достаточно точно:

«Мы все уселись в кружок – и Александр Васильевич Ридель <���…> начал так:

– Я расскажу вам, господа, историю, случившуюся со мной в тридцатых годах… лет сорок тому назад, как видите. Я буду краток, а вы не прерывайте меня» («Стук… стук… стук!..», 1871).

Что касается камина, то он присутствует в другом произведении Тургенева:

«В небольшой, порядочно убранной комнате, перед камином, сидело несколько молодых людей. Зимний вечер только что начинался; самовар кипел на столе, разговор разыгрывался и переходил от одного предмета к другому. Начали толковать о людях необыкновенных и о том, чем они отличаются от обыкновенных людей. Каждый излагал свое мнение как умел; голоса возвысились и зашумели. Один небольшой, бледный человечек <���…> внезапно встал и обратился ко всем нам (я тоже был в числе споривших) с следующими словами: