Венедикт Ерофеев - Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Иногда за писателя на пребывание в Венеции указывала его спутница жизни: «В Венеции мы прожили несколько дней, и Федор Михайлович был в полном восторге от архитектуры церкви Св. Марка» (А. Г. Достоевская. «Воспоминания», ч. 6). Впрочем, и сам Достоевский помещал в своих произведениях отчеты о поездках по Европе: «Я был в Берлине, в Дрездене, в Висбадене, в Баден-Бадене, в Кёльне, в Париже, в Лондоне, в Люцерне, в Женеве, в Генуе, во Флоренции, в Милане, в Венеции, в Вене, да еще в иных местах по два раза, и все это, все это я объехал ровно в два с половиною месяца!» («Зимние заметки о летних впечатлениях», гл. 1).

30.4C. 71. Когда я был в Венеции, в день святого Марка, – захотелось мне поглядеть на гребные гонки. —

Святой Марк – Марк-евангелист, святой покровитель Венеции. День святого Марка отмечается в Венеции ежегодно 25 апреля, и составной частью торжеств является проведение традиционной регаты гондольеров, одна из которых увековечена в названии и теме вокального дуэта (в сопровождении фортепьяно) Россини «Гребные гонки в Венеции» (1830–1835).

30.5 …немотствовали уста. <���…> Просто – немотствуют уста… —

У Бориса Коплана читаем:

(«К автопортрету», 1933)

Данное признание Венички может восприниматься как перифраз Мандельштама: «Да обретут мои уста / Первоначальную немоту» («Silentium», 1910). Глагол «немотствовать» часто встречается у поэтов – у Сологуба: «Мы немотствуем и ныне, / Цепь куя к звену звено» («Кто на воле? Кто в плену?», 1905); или у Белого, в стихотворении, написанном, кстати, в Париже: «Пусть так: немотствует их совесть…» («Совесть», 1907).

30.6 Сердце исходило слезами… —

Поэтическое клише. У Верлена в переводе Анненского: «Сердце исходит слезами, / Словно холодная туча» («Песня без слов»).

30.7 …итальянцы не понимают, смеются, пальцами на меня показывают: «Смотрите-ка, Ерофеев опять ходит, как поебанный!» —

В состоянии душевной депрессии в Италии находились герои Некрасова:

(«Русские женщины», ч. 1 (VI))

30.8 Да мне в Италии, собственно, ничего и не надо было. Мне только три вещи хотелось там посмотреть: Везувий, Геркуланум и Помпею. —

Везувий – итальянский вулкан близ Неаполя, знаменитый своим разрушительным извержением в 79 г. н. э. Геркуланум и Помпея (Помпеи) – итальянские города, погибшие от извержения Везувия. В сознании образованного человека названия как Геркуланума, так и Помпеев неизменно ассоциируются с картиной разрушения и гибели; у Маяковского есть: «Помните! / Погибла Помпея, / когда раздразнили Везувий!» («Облако в штанах», 1914–1915); у Цветаевой: «Точно в ноздри и губы – пыль / Геркуланума…» («Федра», 1923), «Стала Прага – Помпеи глуше…» («Пепелище», 1939).

Также стоит вспомнить диалог Штольца и Обломова из романа Гончарова:

«[Штольц: ] – Помнишь, ты хотел после книг объехать чужие краи, чтоб лучше знать и любить свой? <���…>

– <���…> Как же <���…> ведь мы, Андрей, собирались сначала изъездить вдоль и поперек Европу, исходить Швейцарию пешком, обжечь ноги на Везувии, спуститься в Геркулан. С ума чуть не сошли! Сколько глупостей!

– Глупостей! <���…> Не ты ли со слезами говорил, глядя на гравюры рафаэлевских мадонн, Корреджиевой ночи, на Аполлона Бельведерского: „Боже мой! Ужели никогда не удастся взглянуть на оригиналы и онеметь от ужаса, что ты стоишь перед произведением Микеланджело, Тициана и попираешь почву Рима? Ужели провести век и видеть эти мирты, кипарисы и померанцы в оранжереях, а не на их родине? Не подышать воздухом Италии, не упиться синевой неба!“ И сколько великолепных фейерверков пускал ты из головы!» («Обломов», ч. 2, гл. 4).

О Помпеях писал и Бунин:

(«Помпея», 1916)

О Везувии – Константин Случевский: «Я видел Рим, Париж и Лондон, / Везувий мне в глаза дымил» («Я видел Рим, Париж и Лондон…», 1895–1901).

А Максим Горький писал с Капри: «Приехавшая сюда рабочая публика – чудесные ребята, и я с ними душевно отдыхаю от щипков и уколов „культуры“. В то же время, по мере возможности, они знакомятся с культурой истинной – были в Неаполитанском музее, в старых церквах, в Помпее, будем и в Риме. Хорошо они смотрят, хорошо судят, и – вообще – хорошо с ними демократической моей душе!» (письмо М. Коцюбинскому от 15 сентября 1909 г.).

30.9C. 72. …к линии Мажино… —

Линия Мажино (по имени военного министра Франции А. Мажино) – специально укрепленная оборонительная линия длиною 308 км, построенная Францией на границе с Германией в 1929–1934 гг. В 1940 г. после начала боевых действий против Франции в рамках Второй мировой войны гитлеровская армия не стала штурмовать линию Мажино, обошла ее через Арденны и благополучно оккупировала Францию, после чего гарнизон линии Мажино сдался фашистам.

30.10 …поживу немного у Луиджи Лонго, койку у него сниму… —

Луиджи Лонго (1900–1980) – один из лидеров итальянского коммунистического движения; в августе 1964 г. после смерти Тольятти (см. 30.11) был избран генеральным секретарем Итальянской коммунистической партии. Намерение Венички снять у Лонго койку не лишено оснований. Сам Лонго постоянно бывал в Советском Союзе, в частности отдыхал на Черном море, в санаториях ЦК КПСС, то есть в некотором роде «снимал койку», как рядовой советский отдыхающий. Газета сообщала о том, что 14 августа 1968 г. в СССР «прибыл на отдых Генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии т. Луиджи Лонго с супругой» (Правда. 1968. 15 августа).

«Койку на юге» Лонго отрабатывал добросовестно. Вот сообщение о XII съезде Итальянской компартии: «Слово предоставляется тов. Луиджи Лонго, которого делегаты приветствовали продолжительными аплодисментами. <���…> Лонго подчеркнул необходимость усиления борьбы против агрессивной империалистической политики, за мир и безопасность народов» (Правда. 1969. 9 февраля). А в конце 1969 г. «Правда» опубликовала его большую статью «Горячая пора», посвященную проблемам борьбы итальянских трудящихся за свои права (Правда. 1969. 22 декабря).

Веничка, владея всей этой информацией, справедливо держал Лонго за большого друга Советского Союза и потому полагал, что снять у него койку достаточно легко.