Венедикт Ерофеев - Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

30.11 Лучше б, конечно, у Пальмиро Тольятти койку снять, но он ведь недавно умер… —

Пальмиро Тольятти (1893–1964) – один из основателей Итальянской коммунистической партии, в 1926–1964 гг. – ее генеральный секретарь. Умер на койке в пионерском лагере «Артек», в Крыму, во время традиционного летнего отдыха по приглашению ЦК КПСС.

30.12… через Тироль… —

См. 13.8.

30.13 …в сторону Сорбонны. —

Сорбонна – знаменитый парижский университет (по названию коллежа, объединившегося с Парижским университетом в XVII в.). Кстати, здесь возможен и намек на один из вариантов перевода названия известного романа Марселя Пруста – «В сторону Свана».

30.14 Прихожу в Сорбонну и говорю: хочу учиться на бакалавра. —

Бакалавр ( позднелат. baccalarius) – первая ученая степень, присваиваемая выпускникам американских и ряда западноевропейских университетов после четырехлетнего курса обучения (в России этот уровень подготовки введен в 1996 г. и является свидетельством о высшем профессиональном образовании). Во Франции степень бакалавра свидетельствует об окончании среднего учебного заведения и дает право поступать в университет. Таким образом, Веничка хочет учиться на бакалавра лишь в коллеже Сорбонны, а не в самом университете. Ученую степень бакалавра, полученную в Сорбонне, имел, в частности, Франсуа Вийон. «В окружении буйного студенчества Латинского квартала с его коллежами и непокорной Сорбонной (своего рода государством в государстве тогдашнего Парижа) протекала юность Вийона. Двенадцати лет он поступает на „факультет искусств“, подготовительный факультет Парижского университета, который заканчивает в 1449 году со степенью бакалавра» ( Вийон Ф. Стихи. М., 1963. С. 7). Позже поэт, раздавая свое реальное и мнимое имущество, распоряжался относительно своего звания бакалавра:

(«Малое завещание», строфа XXVII)

В Сорбонне в 1908–1910 гг. учился Мандельштам.

В целом же данная сцена навеяна, скорее всего, Бабелем:

«Любой человек может прийти в Сорбонну, записаться на любой курс, заплатить за этот курс несколько десятков франков и прослушать его. Скажем, вы изучили археологию или географию. Можете прийти к знаменитому профессору и сказать:

– Профессор, я желаю у вас экзаменоваться по географии за весь курс.

Он обязан вас проэкзаменовать и выдать вам аттестат. Для этого вы не должны даже быть записаны на лекции.

Не знаю, хорошая ли это система, – во всяком случае она небюрократична» («Путешествие во Францию», 1937).

«Учеба русского в западноевропейском университете» – часто встречающаяся деталь в биографии героев русской классики. Например, у Достоевского Ставрогин «изъездил всю Европу, был даже в Египте и заезжал даже в Иерусалим; потом примазался к какой-то ученой экспедиции в Исландию и действительно побывал в Исландии. Передавали тоже, что он одну зиму слушал лекции в одном немецком университете» («Бесы», ч. 1, гл. 2).

30.15C. 72. «…Я ведь сирота». «Из Сибири?» —

См. 6.19. А вот другая вариация на тему «сибирского бескультурия русского в Париже»: «Когда я пришел впервые в Лувр, я был дикарем» (И. Эренбург. «Люди, годы, жизнь», кн. 1, гл. 17).

30.16 «Мне как феномену присущ самовозрастающий Логос». —

Веничка заимствует это откровение у Гераклита: «Душе (или психее. – Э. В. ) присущ самовозрастающий Логос» (фрагм. 115, пер. М. Дынника). Это признание последовательно и методично комментирует А. Генис (без Вайля): «Логос, то есть цельное знание, включающее в себя анализ и интуицию, разум и чувство, „самовозрастает“ у Венички потому, что он сеет слова, на которых, как из зерна, произрастают смыслы. Он только сеятель, собирать жатву читателям, которые „реализуют“ в акте чтения существующую в потенциальном поле поэму» ( Генис А. Лук и капуста: Парадигмы современной культуры // Знамя. 1994. № 8. С. 197); «„Логос“ – в исконном смысле это одновременно слово и смысл слова. Философы определяют этот термин как органическое, цельное знание, включающее в себя анализ и интуицию, разум и чувство. У Венички логос „самовозрастает“, то есть Ерофеев сеет слова, из которых, как из зерна, произрастают смыслы. Он только сеятель, собирать жатву нам – читателям. И каков будет урожай, зависит только от нас, толкователей, послушников, адептов, переводящих существующую в потенциальном поле поэму на обычный язык» ( Генис А. Благая весть: Венедикт Ерофеев // Звезда. 1997. № 6. С. 229).

Обращались к Логосу и поэты – например, Белый: «„Сережа Соловьев“ – ребенок <���…> / Трех лет ему открылся Логос» («Первое свидание» (2), 1921); и Маяковский: «Мистики пишут: / „Логос. / Это всемогущество. От господа бога-с“» («Пятый Интернационал», 1922; ч. 1).

30.17C. 72. Вон, – кричит, – вон Ерофеева из нашей Сорбонны! —

Ситуация «неприятие и изгнание с Запада советского гражданина» была весьма популярна и в русской литературе, и в русской культуре вплоть до окончания холодной войны. Есть такой известный факт биографии Горького, который в 1906 г., скрываясь от преследования царской полиции, «по заданию партии» выехал в Америку для большевистской агитации и сбора средств в поддержку РСДРП, за что практически был лишен права официально жить в Нью-Йорке (все гостиницы отказывали ему в предоставлении номера) и жил на частных квартирах и дачах. Известен также и рассказ Эренбурга («Люди, годы, жизнь», кн. 6) о том, как его, советского гражданина и «носителя коммунистической заразы», изгоняют из Англии и Франции, то есть из тех же стран, откуда изгоняется и Веничка.

30.18 Что ж мне оставалось делать, как не идти в Париж? Прихожу. —

Неизбежность попадания русского путешественника в Париж отмечалась в свое время Некрасовым:

(«Княгиня», 1856)

30.19 Иду в сторону Нотр-Дама… —

Нотр-Дам – собор Парижской Богоматери, самое известное церковное сооружение Парижа. Маяковский, между прочим, писал о Нотр-Даме в «кремлевском» контексте:

(«Notre-Dame», 1925)

Парижские маршруты Венички, включая поход к Нотр-Даму, легко выводятся из «новомировских» записок Виктора Некрасова:

«День начинается так. Проснувшись, делаю небольшую прогулку километра на три-четыре. Выйдя из отеля, сворачиваю сразу же налево и через аркады Лувра, потом через мост Карусель выхожу на набережную Вольтера. Далее – вдоль Сены, мимо закрытых еще букинистических лотков до небольшого моста О-Дубль, где сворачиваю налево и, минуя Нотр-Дам, по Аркольскому мосту выхожу на правый берег Сены, к площади Ортель де Виль. Дальнейший путь опять же вдоль Сены, на этот раз уже по ее течению. Дойдя до Лувра, сворачиваю направо, и по рю Риволи до моего отеля уже рукой подать. Иногда я совершаю прогулку в другую сторону – через площадь Согласия до Эйфелевой башни и обратно. <���…> Мы совершенно спокойно проходим под арками Лувра и попадаем в объятия двух его длиннющих крыльев, на площадь Карусель. В центре ее Триумфальная арка <���…> за ней кроны Тюильрийского парка, а еще дальше – Елисейские Поля <���…> Мы стоим и соображаем, куда же направиться дальше. Пойдем налево, к Нотр-Дам. <���…> Нотр-Дам – сердце Парижа» («Месяц во Франции», 1965).