Венедикт Ерофеев - Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Словосочетание «прекрасное сердце» встречается у Достоевского: «[Князь Щ.:] Рай – вещь трудная, князь, гораздо труднее, чем кажется вашему прекрасному сердцу» («Идиот», ч. 3, гл. 1); «[Мышкин: ] Вы краснеете, это черта прекрасного сердца» (гл. 2).

13.36… в трагедиях Пьера Корнеля… долг борется с сердечным влечением. —

Пьер Корнель (1606–1684) – французский драматург-классицист. Характеристика идейного содержания пьес Корнеля – традиционный для официального советского литературоведения штамп:

«Сделав содержанием пьесы [„Сид“] трагич.[еский] конфликт долга и страсти, К.[орнель] открыл ту драматическую ситуацию, которая вскоре стала доминантой европ. классицизма. <���…> „Гораций“ – образцовая трагедия классицизма. Благо родины… движет героями трагедии, определяет их патриотический пафос. Любовь и семейные связи в „Сиде“ противопоставлены друг другу, в „Горации“ – вынесены за одни скобки. Долг перед гос[ударст]вом противостоит здесь всем другим связям человека – дружеским, родственным, любовным. Герои трагедии живут как бы в двух различных мирах – малом и большом, частном и общественном. <���…> Гораций одновременно рвет, как путы, все естеств.[енные] связи и привязанности, в самом себе убивает естеств.[енные] человеч.[еские] чувства. В этом отсечении всего личного и заключена особая доблесть героя; долг приобретает значение лишь в противоположность другому началу – чувству» (Краткая литературная энциклопедия. М., 1962. Т. 3. С. 746, 747).

13.37C. 29. …Пьера Корнеля, поэта-лауреата… —

В определении «поэт-лауреат» содержится, прежде всего, аллюзия на пожизненное почетное звание «Poet-laureate», присуждаемое британской королевой лучшему поэту нации. Советскому читателю художественной литературы оно известно по «Дон Жуану» Байрона, открывающемуся следующими строками:

Естественно, француз Корнель не имел шанса стать английским «поэтом-лауреатом». Однако применение к нему данного титула отнюдь не столь абсурдно, как это кажется Левину ( Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 46): во-первых, Веничка, путающий мансарду и антресоли, также мог просто «перепутать» лауреатство с членством Корнеля во Французской академии; во-вторых, по логике Венички, Корнель мог быть хотя бы каким-нибудь («завалящим») лауреатом – Государственной или, скажем, Ленинской премии, присуждавшихся в СССР в том числе и за высокие достижения в литературе и искусстве вплоть до 1991 г. К примеру, Александр Твардовский, в котором также чувство долга перманентно боролось с сердечным влечением, был поэтом-лауреатом, то есть лауреатом нескольких Государственных премий СССР.

13.38 Встань и поди напейся… —

Вариант лейтмотива всей поэмы «талифа куми» (см. 26.17).

13.39 Так говорило мое прекрасное сердце. А мой рассудок? Он брюзжал и упорствовал: «Ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь». А сердце на это: «Ну ладно, Веничка, ладно. Много пить не надо, не надо напиваться как сука; а выпей четыреста грамм и завязывай». «Никаких грамм! – отчеканивал рассудок. – Если уж без этого нельзя, поди и выпей три кружки пива; а о граммах своих, Ерофеев, и помнить забудь». —

Подобные бесчисленные терзания бесчисленных выпивох породили в советское время малопродуктивный, однако достаточно запоминающийся жанр анекдота, построенного как диалог человека со своим внутренним голосом. Классическим образцом его является анекдот, весьма напоминающий данный диалог Веничкиных сердца и рассудка:

Внутренний голос обращается к Петровичу:

– Петрович! Пойдем выпьем!

Петрович отбрыкивается:

– Отстань! Я завязал!

– Пойдем! У меня трешка есть!

– Сказал, не пойду!

– Пойдем! Последний раз тебе предлагаю!

– Отвали!

– Ну, как знаешь! Тогда я один пойду!

Впрочем, Веничкин рассудок оказывается податливее, чем у Петровича из анекдота, и разрешает бедолаге выпить полтора литра пива.

14.1C. 29. Никольское —

подмосковная железнодорожная платформа на магистрали Москва – Владимир.

14.2C. 30. Петушки – это место, где не умолкают птицы ни днем ни ночью… —

В Ветхом Завете Исаия готовится к утверждению в пределах Сиона Божьей правды: «На стенах твоих, Иерусалим, Я поставил сторожей, которые не будут умолкать ни днем, ни ночью. О, вы, напоминающие о Господе! не умолкайте» (Ис. 62: 6). См. также 17.12.

14.3 …где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин. —

Жасмин – один из классических поэтических «задников» для изображения весны и любви. Его много у поэтов. У Брюсова: «В воздухе дышал жасмин…» («Прощальный взгляд», 1901); у Северянина: «Это только в жасмин… Это только в сирень… / Проклинается город надрывно…» («Это только в жасмин…», 1912); у Ходасевича: «поцелуи у жасмина» («Стихи о кузине», 1; 1907), «жасмин благоухает пряно» («Ситцевое царство», 2; 1913); у Анненского: «хлороз жасмина» («Nox Vitae», 1910); у Кузмина: «Но люблю и запах жасмина. <���…> Была ветка жасмина (жасмина, не розы). <���…> Запаха жасмина в воздухе не носилось… <���…> И легкое жасмина дуновенье… <���…> Но ветки жасмина качались…» («Оттепель», 7; 1911), «Верно, ты жасмин целовала…» («Китайские песеньки», 2; 1918), «Белый жасмин снегом / Опадает на желтый песок…» («Китайские песеньки», 3; 1918), «…летит душа / Жасмином небес дыша…» («Любовь», 1922); у Пастернака: «Ты прячешь губы в снег жасмина…» («Наша гроза», 1917), «И целыми деревьями / В глаза, в виски, в жасмин!» («Дождь», 1919).

В общем контексте поэмы, где Петушки не только «место, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин», но еще и – в воображении Венички – место его гибели, уместно вспомнить Гумилева:

(«Сонет», 1912)

14.4C. 30. Первородный грех – может, он и был – там никого не тяготит. —

Сомнения Венички относительно факта совершения первородного греха вызваны тем, что грех этот описан не в научной или справочной литературе, а в Библии. Там он представляется как грехопадение, точнее – совокупление Адама и Евы, случившееся по наущению змея-искусителя; за этот «первородный грех» Адам и Ева были изгнаны из рая (Быт. 3).

Авторство богословского термина «первородный грех» ( лат. pecctaum originale) приписывается святому Августину (V в.). Встречается у Владимира Соловьева: «И этот первородный грех не сокрушен» («Три речи в память Достоевского», 1881–1883), а также у других писателей и философов Веничкиного круга: «Далее, страдания детей, столь несовместные, по-видимому, с действием высшей справедливости, могут быть несколько поняты при более строгом взгляде на первородный грех, природу души человеческой и акт рождения» (В. Розанов. «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского», 1893–1906); «…первородный грех содержит ли в себе, как в зародыше, грехи смертные, произвольные и невольные?» (Н. Помяловский. «Очерки бурсы», 1862).