Владилен Леонтьев - Пора охоты на моржей

Однажды случилось так, что отца осенью направили временно, заменить заболевшего заведующего Иннунским кооперативом. Отец с последней байдарой отправился на север. Вскоре уехал и брат на Чукотскую культбазу. Владик остался с матерью. Отец часто с оказией присылал какие-нибудь подарки, писал письма. А зимой, в январские каникулы, когда брат был тоже дома, приехал с отчетом в Увэлен и привез в подарок ящик дорогих конфет «Лакомка».

— Фу-у, конфеты! — огорчились они с братом, когда вскрыли ящик.

— У черти, заелись! Даже конфеты самого высшего сорта уже вам не нравятся! — обиделся отец и принес на следующий день ящик кислой кураги, заплесневелой сверху. — Нате, ешьте!

И за десять дней, пока брат был дома, они уплели курагу вместе с конфетами. Все увэленские мальчишки тоже были довольны подарком отца.

Уезжая обратно, отец сказал матери:

— Придется до осени задержаться в Иннуне. Смена только с пароходом-снабженцем будет. Пришли-ка ты мне на лето кого-нибудь из них, — кивнул он на брата и Владика. — Скучновато одному, да и патроны заряжать некому.

Отец был без правой руки, потерял ее в гражданскую войну. За это чукчи его часто называли Амынгыкачкэн — Однорукий, и он не обижался. Отец тоже увлекался охотой, но в море на нерпу с одной рукой ходить было опасно, поэтому он охотился только на уток. Ему неудобно было заряжать патроны, и это делали Владик и его брат.

— Как же я пришлю их к тебе? — удивилась мать.

— Да как, посади в любую байдару, и пусть едут. Ты что?! Думаешь, что байдара без людей идет? — возразил отец. — Посади, и довезут.

Весной, когда море очистилось ото льда, мать посадила Владика в иннунскую байдару и отправила к отцу. Сто сорок километров надо было пройти под скалистыми и отвесными берегами Чукотского моря. Погода стояла хорошая, с берега тянул легкий южак, и Владик на второй день уже был в Иннуне.

В Иннуне нет такой косы, как в Увэлене, и утки не пролетали над ярангами. Владику было скучно. Костяшки, которые захватил он, лежали без дела. Правда, иногда они выезжали с отцом на байдарке в море и стреляли пролетавших уток, но это было редко. Ходил он по тундре с продавцом Нытогыргином. Уток они не встретили, зато Нытогыргин дал Владику пострелять из мелкокалиберки. Владик мазал и никак первое время не мог попасть в консервную банку.

— Вот как надо стрелять, — сказал Нытогыргин и сбил пулей пролетавшую над ними гагару.

— Ка-а-ко-мей! — удивился Владик и стал с уважением относиться к Нытогыргину, считая его настоящим охотником.

А потом он встретил на улице маленькую Валю, худенькую, белокурую девочку. Она была года на четыре младше Владика, но хорошо лопотала по-чукотски и по-русски. Они подружились.

Ходили вместе на берег моря, где Владик показывал Вале, как надо метать камни из пращи. И у Вали хорошо получалось. Вообще она была бойкая и шустрая девчонка и больше походила на мальчишку. Может, это и сблизило их. Бегала так, что Владик не мог ее догнать. Когда они уставали и хотелось есть, то шли вместе к дедушке Вали, норвежцу Олсену, в пекарню. Валин дедушка инвалид: у него не было обеих кистей рук, но он ловко управлялся в пекарне. На стене в пекарне висели специальные нарукавники, сшитые из жесткой и крепкой лахтачьей шкуры, а на концах были приделаны различные приспособления для работы и еды. Тут были крючки, кочерга, ложка, вилка и многое другое. Если ему что-нибудь было надо, он подходил к стене, вставлял правую или левую култышку в нарукавник и работал. Дедушка Вали хорошо говорил по-английски, помнил норвежский язык, но не знал русского, и дети с ним разговаривали на чукотском. Когда Владик с Валей наедались досыта хлеба, а он был вкусным и мягким, устраивали возню в пекарне. Дедушка ворчал по-норвежски, подходил к стене и вставлял култышку в нарукавник с огромным крючком. Зацеплял Владика за воротник кухлянки и, шутя приговаривая по-чукотски «Наргыновты! На улицу! На улицу!», выволакивал его из пекарни. То же самое проделывал и с внучкой. Владик с Валей не обижались, им даже нравилась такая игра, и они весело хохотали.

Владик как-то спросил дедушку Олсена, где он потерял руки.

— Помочь хотел иннунцам. Во льдах охотники нашли убитого гренландского кита, хотел подорвать его толом, чтобы легче было разделывать, но оторвал себе руки, — и назидательно заметил Владику: — Патроны смотри осторожно заряжай.

Владик любил бывать в Валиной яранге. Полог у них был большой и просторный. Мать Вали хорошо относилась к Владику, и ей, наверно, нравилась эта дружба. Она следила за ним, как за родным: пришивала пуговицы, которые у него часто отлетали, сушила его торбаза, стирала рубашки. А когда он появлялся мокрый и грязный, ругала как своего сына, снимала с него одежду и почти голым заставляла забираться в полог и ждать, когда все просохнет.

Хорошо было в Иннуне, но все же Владика больше тянуло в родной Увэлен, к своим друзьям-мальчишкам. Он очень обрадовался, когда в середине августа отец посадил его в проходящую с севера байдару и отправил в Увэлен, чтобы он успел к занятиям в школе.

На берегу провожали Владика отец, Валя с мамой, а чуть повыше, у обрыва, стоял дедушка Олсен.

— Держись, сынок, — напутствовал отец, — еще не раз придется путешествовать по морю.

Валина мама что-то говорила чукчам, сидевшим в байдаре, показывая на Владика, а у Вали выкатились из глаз слезинки, и она сказала, что теперь ей будет очень скучно. Но Владик по-мужски заверил, что на будущий год снова приедет в гости. Дедушка Олсен добро улыбался, махал своим нарукавником с большим крючком и показывал, что ему теперь некого будет вытаскивать из пекарни.

Как ни спешили чукчи, но Владик все же опоздал в школу на несколько дней. У поселка, который был в тридцати километрах от Увэлена, байдару застал шторм, и люди по волне высадились на берег. Владика увел к себе продавец и хороший друг отца чукча Агранаут. Его жена Вельвыне постелила в пологе постель из свежих оленьих шкур, накрыла их простыней. Первые дни Владик бегал с костяшками за утками, искал что-то на берегу моря, забирался на сопочку Апетлян, где лежало множество моржовых черепов и откуда хорошо было видно моржовое лежбище. Но моржей согнал с лежки шторм, и они плавали далеко в море. Потом ему стало скучно, он захотел домой. Хозяева яранги были огорчены и делали все возможное, чтобы он не грустил. А ветер, как назло, дул с моря и катил огромные волны на берег.

— Как только стихнет, сразу же поедем в Увэлен, — говорил ему Агранаут, но это не успокаивало Владика.

— Может, он по русской еде соскучился? — спрашивала Вельвыне мужа.

— Может. — И Агранаут сходил в магазин, принес две банки мясных консервов и макароны.