Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый

Простившись с Бородиным, я полез к себе на чердак. Деревенская улица снова была тиха.

Утром в Студеном появился участковый уполномоченный Коржев — ряболицый, мясистый, крупный. Голос, однако, у него был тонким и совсем не соответствовал его внушительной фигуре.

Участковый присел к столу, отирая несвежим платком крупную красную шею, шумно, тяжело дыша.

— Эта? — кивнул он на ружье в углу.

Бородин протянул с готовностью двустволку, но Коржев равнодушно махнул. Вытащил из офицерской сумки, перекинутой через плечо, блокнот, из кармана — простенькую шариковую ручку и приступил к расспросу.

По тому, как вяло и нехотя задавал он вопросы и столь же равнодушно выслушивал ответы, было видно, что Коржева мало занимает вчерашняя история. Ну подрались между собой мужики — экая редкость. Ружье в ход пустили — вот это худо. Опять же счастье — никого не задело.

— Василий Петрович, — спрашивал Коржев, — может, Сторосов не имел намерения стрелять в Старкова, может, он с одной только целью — попугать его — вынес это ружье.

Бородин пожал плечами.

— Ты у Сторосова отнял ружье после того, как он выстрелил второй раз, или когда собирался стрелять?

— Когда собирался.

— Так, так, — сказал многозначительно, что-то вычисляя про себя, «деревенский детектив». До прихода к Бородину он успел встретиться с противными сторонами и теперь, слушая показания Бородина, должно быть, прикидывал, как лучше повернуть, представить дело, чтобы обошлось оно тихо-мирно, без лишней мороки. Его не смущало то, что он поступается истиной. «Было бы что серьезное, — должно быть, рассуждал он, — другое дело. А из-за этого стоит ли раздувать сыр-бор?» К тому же потерпевший Старков оказался человеком покладистым. Вина-то его в случившемся самая прямая — не чей-нибудь, его пацан полез в сторосовский огород. Из-за этого все-то и началось. Так что Старков, как понял Коржев, жаловаться куда-либо вряд ли станет. А если к тому же и Бородин согласится простить Сторосову вчерашнее, тогда можно устроить и мировую.

— Здорово он тебя, — сказал Коржев, подбрасывая этот каверзный вопрос в качестве пробного шара.

— Пустяки, — ответил мой хозяин, трогая ладонью ссадины. — Но и я ему врезал как следует.

— Да он уж говорил, — засмеялся Коржев, хотя видимой причины для веселья не было. Просто участковый наверняка уверовал в правильность задуманного хода. Давний опыт работы в колготной должности убеждал старшего лейтенанта в том, что всюду, где это только можно, нужно подталкивать людей к примирению. Какой толк от вражды? Сам себе отравляет житье, да и другим создает беспокойство. И, убедившись, что Бородин ничего против Сторосова не имеет, участковый облегченно вздохнул и попросил у Бородина кваску.

Попив холодного квасу, Коржев, прежде чем натянуть на свою крупную, лысеющую голову фирменную фуражку, долго, изучающе глядел на Бородина.

— А ты молодец! — похвалил он. — Я же помню, как он тебя по-всякому выставлял. А ты вот не посчитался с обидой, за него заступаться полез.

— Да что же зло носить, — откликнулся Бородин. — Кому от этого радость и польза?

— Н-да, — каким-то своим внутренним мыслям отозвался задумчиво Коржев, поднимаясь со скрипнувшей табуретки, оправляя мятые форменные брюки. — Ну бывайте. Как говорят, спасибо этому дому, пойдем к другому. Делов-то у меня много, а я один.

Проводив участкового за порог, Бородин, глядя мимо меня, прошелся по комнате, потирая пустое плечо.

— Ноет, — признался он. — К погоде, что ли? Хотя по небу не видать.

— Коржева-то уже давно знаешь? — поинтересовался я.

— Давно. Лет двадцать, если не больше. Тогда он еще в сержантах бегал — щупленький, шпингалетистый, а сейчас вон какие зады наел. Где уж тут хулиганов ловить.

— А Старков что же, вместе с тобой сюда в Студеное приехал?

— Нет, позже! Он на станции, в райцентре поначалу устроился. Знаешь, есть такая контора — кожсырье. Ну, где шкуры всякие принимают. Так вот он этой конторой заведовал. Пока его оттуда метлой за всякие делишки не погнали. Вот он сюда к нам и перебрался.

Сославшись на то, что ему нужно кое-что взять в сельмаге, Бородин, схватив дерматиновую сумку, скрылся за дверью. А через каких-нибудь две-три минуты объявился Старков. Правая скула слегка была припухшей. А так вид вполне приличный. Я с особым любопытством стал присматриваться к нему. Мой интерес не остался незамеченным Старковым.

— А что же вы, специально к Бородину приехали? — спросил он, оглядывая комнату, словно лишний раз желая убедиться, что нас в ней только двое.

— Специально, — подтвердил я.

— А зачем, если не секрет? — спросил настороженно он.

— Да так, ради любопытства, — ответил уклончиво я.

— Ясно, ясно, — сказал Старков, видимо поняв всю бестактность своих вопросов.

— А не пойти ли нам в рощицу? — предложил Бородин. — Хорошо там сейчас, привольно.

Он положил в потертую, дерматиновую сумку нехитрую закуску — с десяток картофелин, пучок зеленого лука, пяток яиц, горбушку хлеба, соль. И лукаво подмигнул мне.

— В Англии это, кажется, зовется пикник. Так вот мы с тобой на пикник и отправимся.

И мы пошли с ним через проулок, за выгон.

У своего дома возился с изгородью Сторосов. Заметив нас, он отложил молоток и, видимо не желая видеться с нами — наверняка было стыдно за вчерашнее, — скрылся на веранде своего просторного дома.

Мы поднялись в гору, где на самом верху, на юру, чуть заметно трепетали полной июньской листвой березы.

— Тут-то и сядем, — предложил Бородин, высмотрев место под старой березой, провисшей ветвями до самой земли.

— Так на чем мы с тобой прошлый раз остановились? — спросил Бородин, расстилая свой выгоревший серый пиджак, поудобнее устраиваясь на нем.

— На том, как вы очутились на острове, как Старков стал у вас за старшего.

Я хотел сказать ему о сегодняшнем визите Старкова, но почему-то промолчал.

— Вот с этого-то, — вспомнил Бородин, — можно сказать, и начались все наши беды. Это он сейчас такой тихий, покладистый. Ты бы его тогда видел. Поначалу я думал, что это у него от дурости, от ума небольшого, а после понял, что человек он вовсе не глупый, а умный, очень даже хитрый. Он, Старков, оказывается, все далеко наперед рассчитал.

Капитан наш тогда совсем уж плох был. Все путал, своих не узнавал. Ну и Старков, видя, такое дело, всю власть взял в свои руки.

Оставаться долго в палатке нам было никак нельзя. Все это могло кончиться для всех очень плохо. Нужно было искать другое жилье. Мы решили: раз это остров, то, может, что-нибудь на нем для нас и найдется. Могли же что-нибудь оставить зимовщики, зверобои, рыбаки или кто другой, кто когда-либо бывал здесь. Нам и думать не хотелось, что остров этот голый. Все-таки не за тридевять земель расположен, а рядом с Европой, быть может, где-то даже вблизи бойких морских дорог. Эта мысль в дальнейшем укрепилась прочно, потому что часто над нашим островом летали самолеты. Жаль, правда, что были они немецкие.