Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый

Грузовик вновь тряхнуло, и я, боясь вылететь за борт, рванулся к кабине, но Старков плечом отбросил меня назад к борту. Я выставил вперед руки, пытаясь поймать борт. И тут увидел в стороне от себя лицо Старкова. Оно было злым. «Ах ты, сволочь», — подумал я.

И тут же рывком успел бросить свое тело к противоположному борту. В ту же секунду машина выровнялась.

Я встал, потирая ушибленное колено, сплевывая солоноватую кровь с разбитой губы.

— Брось эти шутки, дядя, — крикнул я, становясь рядом со Старковым. — Знаешь, что за это бывает?!

— Да что вы, я нечаянно, — крикнул Старков, с готовностью уступая мне место возле кабины. — Я сам было следом не вылетел.

Я промолчал, стиснув зубы, представив, чем могла кончиться наша сегодняшняя поездка.

«Нечаянно», — подумал я, взглянув на крупные волосатые руки Старкова.

Случись что, если бы кому-то и пришлось отвечать, так только шоферу — бесшабашному парню, любителю быстрой езды. И вряд ли бы могли в этом дорожном происшествии заподозрить другого виновника — нас было двое в кузове, двое… Шофер с челкой проходил бы на суде ответчиком, а он — свидетелем. Он был бы прекрасным свидетелем — Подробно, во всех деталях рассказал о том, как я летел за борт.

И вряд ли бы кто усомнился в достоверности его показаний.

Впереди показалось Студеное, и я застучал о крышу кабины.

Расплатившись с шофером, я ушел, ни разу не оглянувшись в сторону Старкова.

— Знаешь, Бородин, — сказал я, когда мы, отужинав, вышли на улицу, — мы с тобой, кажется, найдем Найдич.

— Ты так думаешь? — опросил он.

— Уверен!

Я рассказал ему о том, как съездил в райцентр, о своем разговоре с начальником милиции, я рассказал ему, пожалуй, все, опустив лишь встречу со Старковым в чайной да обратную дорогу с ним вдвоем…

— Старков тоже в райцентр мотался — ты его случайно не видел?

— Видел мельком, — стараясь казаться равнодушным, отозвался я.

— Вот Наденька-то удивится.

— А ты уверен, что ей захочется встретиться с тобой?

Бородин пожал плечами.

— Как ей — не знаю. А мне бы хотелось увидеть ее. Очень бы хотелось встретиться, очень. Обо всем поговорить без утайки. Да и что таиться? Все позади, жизнь по сути прожита. На одну-другую затяжку осталось…

— Бородин, а может, ни к чему эта встреча? Ну что она даст? Что? Лишь душу растравишь. Ведь ничего уже не поправишь, не изменишь!

— Это точно, — согласился он. — Но мне-то нужно знать истину… Без нее я не смогу жить спокойно, да и умереть спокойно не смогу… Не смогу, понимаешь, как вспомню наших ребятишек, оставшихся там… Сам знаю, что нет в том моей вины. Но мне нужно услышать это от нее… Да и не только поэтому мне хочется увидеть Надежду, — признался Бородин. — Любил все же ее. И потом не было у меня таких чувств ни к кому… Да, видать не судьба, — он странно усмехнулся.

По деревне зажигались огни, наступал вечер. Я думал о том, что скоро придется уезжать из Студеного. И становилось грустно от этой мысли. Когда еще удастся приехать сюда? От ульев в саду пахло вощиной. За деревней в овсах слышался перепел. Булькал, словно свистел через воду.

Бородин тронул меня за плечо.

— Скажи мне, в чем смысл жизни?

Вопрос его был неожиданным.

— Так просто на него не ответишь, — сказал я, — вон сколько веков человечество над ним бьется. Философы всех времен и народов тысячи листов извели.

— Ну их, философов, — сказал Бородин. — Они все так умеют запутать. А тут вопрос очень простой, общий для всех. Он и генерала, и золотаря одинаково занимает…

— Ну, а как бы ты сам ответил на него?

Бородин помедлил, стараясь, видимо, найти более верные, убедительные слова.

— Смысл жизни, по-моему, в том, чтобы мир еще лучше сделать. Чтоб жилось в нем всем на радость. А это зависит от поступков каждого из нас.

Боясь, что слова его могут показаться высокопарными, он неожиданно замолчал. И, проведя рукой по штакетнику, добавил:

— Жаль, не удалось жизнь свою как следует прожить.

И, как бы отметая возможные возражения, решительно взмахнул рукой.

Мы молча постояли у изгороди, прислушиваясь к голосам вечерней улицы.

— Ну да ладно, — сказал Бородин, — пойду-ка спать, хотя в такие ночи, когда такая луна, трудно уснуть.

Я остался один у калитки, смутно на что-то надеясь, в то же время не желая признаться себе в том, чего я жду. Я убеждал себя в том, что мне просто надо побыть одному, обдумать все, свалившееся на меня в эти дни.

Я думал о Бородине, Найдич, Старкове, жене Бородина, о моих новых студеновских знакомых.

Думал об Асе. Ася! Вот кого мне хотелось увидеть сейчас.

«Может, и выйдет на улицу?» — думал я, вглядываясь в темноту. Я так упорно ждал ее появления, свидания с ней, что не удивился, заслышав легкие шаги, увидев мелькание белого платья между густыми деревьями на противоположной стороне улицы.

— Ася, — негромко окликнул я.

Мне показалось, что она нисколько не удивилась этому оклику, словно ждала услышать его.

— Это вы? — сказала она.

Я подумал, что она тоже обрадовалась встрече.

— Какая ночь! — сказала она, поравнявшись со мной, подняв лицо к ночному небу.

Как и в прошлые ночи, оно было густо усеяно звездами. Мы завороженно смотрели на эти тихо мерцающие крупные звезды. Они казались нам как бы тайными знаками, которыми был зашифрован смысл нашего бытия, смысл жизни каждого из нас.

Парта Сергея Мальцева, ученика шестого класса, в первом ряду. Самая первая. И под самым окном. Многим хотелось бы сидеть тут. Не потому, конечно, что парта стоит первой (на первой труднее списать, но Сергею этого и не нужно — своя голова пока соображает). Парта хороша тем, что стоит у окна. Надоело смотреть на доску, смотри в окно. Делать, конечно, это нужно умело, так, чтобы учитель не заметил. Там, за окном, чего только не увидишь…

Сергею, например, очень нравится его место в классе. Вот сейчас можно встать и открыть форточку — занимаются они уже третий урок, в классе душно, — а самое главное, он посмотрит: какое там небо?

— Анна Ванна, я форточку открою, — вдруг предлагает Сергей, — прямо дышать нечем..

— Что ж, открой, — соглашается она, недовольная тем, что Сергей прервал ее объяснения.

Форточка, окаянная, как нарочно, поддается с трудом. Рамы новые, хотя школа старая, штукатурка снаружи обвалилась, и видать черные бревна и мох в пазах… Обещают новую школу построить. Но что-то там туго с деньгами. Так что, видимо, другим ребятам учиться в новой школе, а уж никак не Сергею. Жаль, конечно.

Форточка наконец поддалась, и по голове Сергея, забираясь за пазуху, щекоча спину, прокатился ком морозного воздуха. Сергей приподнялся на цыпочки, жадно заглатывая воздух, радостно и шумно вздыхая. Небо за окном чистое. Синее. Просторное. Сегодня уж точно будут летать. День вон какой.