Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду

— Здравствуйте, дон Хиль. Откуда это вы вынырнули?

— Был на эпидемии, донья инфанта. Это правда, что вы выходите замуж?

Беатрис улыбается:

— Правда, дон Хиль. Видите, я вас обскакала.

— За вами угонишься! Это тот самый янки, я слышал?

— Да, тот самый.

— Могли бы найти и аргентинца, че. Ладно, дело ваше. Валяйте, донья инфанта, приобщайтесь к жизни. Рожать-то собираетесь?

— Д-да, конечно, — говорит Беатрис, храбро выдерживая подтрунивающий взгляд медика. — Надеюсь, дон Хиль, не один раз.

— Смотрите, какой молодец. А то ведь это сейчас не модно, современные дамочки любят жить без забот. Когда же свадьба?

— Не знаю, дон Хиль! Фрэнк пока без работы, вернее, без постоянной — пока только всякие консультации и все такое…

Она вспоминает о пяти часах и опять улыбается.

— То-то вы сияете, — говорит Хиль. — Подцепила жениха и радуется!

— Конечно, радуюсь, — кивает Беатрис. — А что же мне — плакать? Дон Хиль, а когда будете радоваться вы?

— Это насчет женитьбы? — Хиль усмехается. — Ничего не выйдет, донья инфанта. При всей моей блудливости, я все же человек постоянный.

— Я понимаю, — сочувственно говорит Беатрис. — Но вы думаете, донья Элена…

Хиль, закуривая, отрицательно мотает головой.

— Никогда, — говорит он, окутавшись дымом. — Она слишком поглощена своим сыном, своей работой… А я для нее — просто друг дома, и в таковом качестве, надо полагать, просуществую до конца. — Он опять усмехается, не очень-то весело, и подмигивает: — А что, донья инфанта, в этом даже есть свои преимущества!

Беатрис смотрит на него задумчиво.

— Я не совсем понимаю, — говорит она. — Что вообще донья Элена думает делать? Ведь это даже… неестественно. Такая молодая женщина, красивая… Не может же она вообще обойтись без личной жизни…

— Может, донья инфанта, — говорит Хиль. — В том-то и беда, что может. Видите ли, эта самая «личная жизнь» началась для нее так рано и так интенсивно, что годам к двадцати Элена вполне уже могла потерять к ней всякий интерес. Очень можно себе представить, что сейчас для нее и в самом деле не существует ничего, кроме сына…

Он умолкает, мрачно уставившись в одну точку, но через минуту встряхивается и принимает свой обычный вид.

— Послушайте, донья инфанта, я ведь зашел узнать — как там наш однорукий? Что о нем слышно?

— А я позавчера у него была, папа наконец смог добиться, чтобы разрешили свидания. Ничего, он там сидит не в одиночке, их несколько человек, все политические, так что, говорит, компания совсем не плохая.

— Как у него со здоровьем? Он ведь врет как собака, не так уж хорошо зарубцовано это легкое, я-то знаю. Как он сейчас выглядит?

— Выглядит ничего, немного похудел, конечно. Но я бы не сказала, что вид у него болезненный.

— Чертов кретин, упрямый, — ругается Хиль.

Он сидит, курит, расспрашивает Беатрис о ее женихе, рассказывает о своей поездке в Чако, сообщает очередной политический анекдот. Наконец уходит, узнав, по каким дням теперь разрешены свидания с Пико и пообещав пойти вправить ему мозги. Пятый час. Беатрис подходит к окну и высовывается наружу, щурясь от солнца. Внизу лежит пыльная жаркая улица, гремят трамваи, идут разморенные зноем прохожие. Через полчаса здесь появится Фрэнк — он всегда приходит минут за пятнадцать, — плечистый и длинноногий, в своих очках без оправы и с короткой стрижкой, — типичнейший янки. Придет и будет ждать около того столба, расставив ноги и держа руки в карманах, упрямо и терпеливо. Беатрис улыбается. Почему в каждом янки есть всегда что-то немножко детское, мальчишеское? Продолжая задумчиво улыбаться, Беатрис отходит от окна и бросает взгляд на часы.

Вот и замкнулся ее круг. Пройдет еще месяц-другой, и она превратится в сеньору Альварадо де Хартфилд, миссис Фрэнклин Хартфилд. Да, от судьбы, видно, не уйдешь.

Она сидит за столом, машинально приводя в порядок бумаги, и думает о замкнувшемся круге своей судьбы. Не совсем понятно, для чего все это было нужно — встреча с Джерри, встреча с Геймом, тот жаркий послеобеденный час в Мар-дель-Плата… Или только для того, чтобы она правильнее поняла и оценила человека, которому еще три года назад было суждено стать ее мужем?

Что ж, возможно. Возможно, ее счастье было бы ярче, выйди она замуж тогда, в пятьдесят третьем, неопытной и ничего не знающей девочкой. Но яркость — это еще не главное в жизни, далеко не главное…

Сейчас, конечно, уже не будет и той остроты чувства, того неповторимого и единственного в жизни, что бывает только один-единственный, самый первый раз — когда сливаются воедино и страх, и любопытство, и восторг открытия, и предчувствие неизведанного. Но взамен у нее есть нечто большее — вера в человека, с которым она пойдет по жизни.

Сейчас он для нее не прекрасный незнакомец, не рожденный мечтою сказочный принц. Он просто человек. Просто друг — настоящий, верный, на всю жизнь, «for better and for worse, till death do us part» [120] «В горе и в радости, пока не разлучит нас смерть» (англ.) — слова брачной формулы. …

Без десяти пять — все равно в это время никто уже не придет — Беатрис начинает собираться. Она запирает комнату, отдает ключ уборщице, спускается вниз. Так и есть, Фрэнк уже тут. Около того самого столба и в той же самой позе — руки в карманах брюк, полы расстегнутого пиджака откинуты назад, длинные ноги расставлены — как будто он на палубе, а не на тротуаре. Здравствуй, принц!

Она повторяет его жест — поднимает правую ладонь к плечу и шевелит пальцами, и ей хочется зажмуриться, так он сияет улыбкой и очками.

— Хэлло, дорогой, — она подходит, встает на цыпочки и подставляет ему щеку. — Что хорошего в мире? Ты, случайно, не нашел какой-нибудь завалящей работы?

Улыбка на лице Фрэнка уступает место огорченной и виноватой гримасе.

— С прожиточным минимумом на двоих? Нет, Трикси. Идиотское невезение — можно подумать, что и здесь уже знают о моей неблагонадежности. Впрочем, обещают, как всегда…

— Это хорошо, если обещают, — бодро говорит Беатрис. — Улыбнись по этому поводу, ну-ка!

Фрэнк устрашающе показывает зубы и вздыхает. Потом берет Беатрис за локоть и переводит на теневую сторону улицы.

— Идем куда-нибудь поедим, — говорит Беатрис, — я сегодня проголодалась, несмотря на жару. Фрэнки, ты не падаешь духом?

— Да нет… Я даже тогда не падал, когда тебя не было. То есть нет, иногда падал, но ненадолго. Мне, верно, мое упрямство помогает. Вообще-то и сейчас можно было бы жить — ведь, в конце концов, случайный заработок есть всегда… Сегодня, например, мне предложили подготовить одного парня-англичанина по математике… Потом в некоторых фирмах можно брать на дом расчеты. Но все это не постоянная работа, ты понимаешь… И если человек собрался жениться…