Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду

Зал встретил их полумраком и приглушенной, едва слышной музыкой. Посетителей почти не было, освещение ограничивалось неяркими настольными лампочками. «Местечко для тайных свиданий», — подозрительно подумал Хиль, усадив свою спутницу и сам опускаясь в удобное кожаное кресло напротив.

— Чай для двоих, пожалуйста, — сказал он подошедшей кельнерше. Кельнерша была хорошенькая, в кокетливой кружевной наколке, и это почему-то еще больше укрепило его в мысли, что чайный салон — место подозрительное. — И чего-нибудь закусить, что там у вас есть… Вы ведь проголодались, сеньорита Монтеро? Может быть, рюмочку коньяку, чтобы согреться?

— Прошу прощения, алкогольных напитков у нас нет, — блеснула зубами кельнерша.

— Тогда тащите что есть, — нетерпеливо сказал Хиль. Уточнений относительно закуски он боялся, попросту не зная, что можно заказать в таком месте. Закажешь обычные честные сандвичи с сыром или колбасой — и окажешься в дураках…

К его облегчению, кельнерша исчезла без дальнейших расспросов.

— Итак, доктор? Сколько раз вы успели побывать с тех пор в Дэвото? — спросила сеньорита, облокотившись на стол и глядя на собеседника поверх розового абажура. Теплое освещение снизу придало ее улыбающемуся лицу особую прелесть. Хиль ответил не сразу, глядя на нее и рассеянно нащупывая по карманам сигареты.

— Представьте, ни разу, — отозвался он наконец. — Теперь я врач, прошу со мной не шутить. Третий месяц на стажировке.

— Все там же, в Роусоне? Видите, какая у меня хорошая память!

— Да, все там же… — Хиль закурил и помахал в воздухе спичкой. — А насчет памяти… Вы тогда даже забыли о свидании, а я как дурак ждал вас целый вечер.

— Да, это верно, — с сокрушенным видом вздохнула Беба. — Но вы должны простить меня, доктор, я действительно была занята, правда. Вы очень на меня обиделись?

— Всякий бы обиделся на моем месте!

— Да, это верно… Но все равно, вы должны меня простить. Прощаете?

— Если будете хорошо себя вести.

— Ну, в пределах возможного я постараюсь вести себя хорошо. Кстати…

Она замолчала, потому что подошла кельнерша с подносом. Расставив на столике принесенное, та ушла, сунув чек под корзиночку с печеньем.

— Вам крепкий? — спросила сеньорита Монтеро, принимаясь хозяйничать. — С лимоном или со сливками?

— С лимоном. Ну а теперь вы должны рассказать о себе.

— Теперь мы должны пить чай, это главное. Пожалуйста, сеньор Ларральде… печенья?

— Не хочу, я не так давно закусывал в госпитале… Пить только хочется.

— Ну а я буду и пить и есть, — я проголодалась. Чай достаточно крепок?

— Спасибо, хорошо.

— Что нового в медицинском мире? Бациллу рака еще на нашли?

— Нет, — буркнул Хиль. Его начало раздражать поведение собеседницы, явно разыгрывающей перед ним светскую даму.

— Вот как? Это плохо, сеньор Ларральде, очень плохо… Неужели и вам не удастся поймать за хвост эту хитрую бациллу?

— Я не бактериолог и не собираюсь ее ловить, — огрызнулся он. — Я терапевт, просто лечу людей!

— Благородное призвание, сеньор Ларральде. Разрешите налить вам еще?

— Давайте…

— Вам три кусочка?

— Два. Слушайте, сеньорита Монтеро…

— Сеньор?

Хиль взял чашку и, поблагодарив молчаливым кивком, принялся яростно размешивать чай, расплескивая его на блюдце.

— Я слушаю, дон… дон Эрменехильдо? Кажется, так?

— Кажется. Нет, ничего… Я только хотел сказать…

Беба подперла кулачком щеку, всем своим видом изображая внимание.

— Впрочем, ничего, — оказал Хиль. — Ничего интересного я сказать не хотел.

— Доктор, я разочарована, — вздохнула она и взяла из корзиночки миндальную рогульку. — Вот это мы с вами съедим пополам.

— Я не люблю сладкого.

— А я люблю. Ну, съешьте за мое здоровье, ну пожалуйста!

Беба протянула ему кусочек рогульки, и он с мрачным видом отправил его в рот.

— Видите, — улыбнулась она, — я была уверена, что вы слишком хорошо воспитаны, чтобы отказать даме в таком пустяке. Вы довольны жизнью, дон Эрменехильдо?

— Слушайте, сеньорита Монтеро, я вас не понимаю! Вы какая-то совсем не такая, какой были раньше… в тот раз, когда мы познакомились. Что с вами происходит?

Сеньорита Монтеро лукаво прищурилась.

— Вы должны уметь определить это сами, без наводящих вопросов, уважаемый доктор.

— Я спрашиваю серьезно, сеньорита. В вашей жизни произошла какая-то большая перемена… И если судить по поведению, то…

— К худшему?

Хиль не ответил, задумчиво глядя на нее через стол. Беба деланно рассмеялась.

— Санта Мария, вы смотрите на меня так, словно я уже на операционном столе! Что необыкновенного вы заметили в моем поведении?

— В вас появилось что-то наигранное, — медленно сказал Хиль, опустив глаза и разминая в пальцах сигарету. — Что-то граничащее с истерией… Нервы в порядке, сеньорита Монтеро?

— О, вполне.

— Ну, может, я и ошибаюсь, — сказал Хиль, желая прекратить этот разговор.

— Люди часто ошибаются, — примирительно кивнула Беба, — даже врачи. Но насчет перемены вы не ошиблись. Я ведь вышла замуж, доктор Ларральде.

Она достала из сумочки маленький плоский портсигар и закурила тонкую сигаретку. От внимания Хиля не ускользнули нервные движения ее губ и пальцев; хотя и огорошенный ее последними словами, он отметил это с профессиональной наблюдательностью. Так она замужем, вот что…

— Ну что ж, я… Мне очень приятно, сеньора э-э-э… донья Элена… — Он кашлянул и неловко поклонился. — Примите мои искренние поздравления.

— Спасибо, доктор, — тихо сказала Беба.

— Давно это случилось?

— Да… Почти полгода.

«Держу пари, здесь и зарыта собака, — подумал Хиль. — Счастливая женщина не станет говорить таким тоном о своем замужестве…»

— Черт возьми, — воскликнул он преувеличенно весело, — такая новость, а в этой дыре нечего выпить! Как же теперь звучит ваша фамилия?

— О, можете называть меня просто по имени, — улыбнулась Беба.

Сделав несколько быстрых затяжек, она поморщилась и бросила сигарету в пепельницу.

— Не хочется, — пробормотала она, перехватив внимательный взгляд Хиля. — Наверное, отсырели…

— Да, — кивнул он, — сегодня сыро. К вечеру, правда, прояснилось. Чем занимается ваш супруг, донья Элена?

— Он художник… француз, в Аргентине всего два года.

— Вот как… Жаль, я в этих делах не разбираюсь. И что же, он пользуется успехом?

Беба помолчала, пальцем гоняя по скатерти бумажный шарик.

— Нет, — качнула она головой, не глядя на Хиля. — Успехом он не пользуется… Хотя он очень талантливый художник. Это я говорю не потому, что он мой муж. И вообще…

Она не договорила и снова потянулась за портсигаром. Хиль чиркнул спичкой.

— Благодарю… последнее время с ним творится что-то странное… Начал писать одну картину, у него она все не получалась, а теперь говорит, что вообще потерял представление о том, как нужно работать, и что теперь ему неясен самый смысл… Ну, главная идея, что ли, вообще искусства…