Евгений Дубровин - Беседы за чаем в семье Погребенниковых

Надев шлепанцы, папа Погребенников стал осторожно, чтобы не разбудить домочадцев, красться на кухню. Однако в коридоре он замер. Из кухни доносились странные звуки: вроде бы кто-то пытался поднять тяжелую вещь.

«Воры! – мелькнула у Виктора Степановича мысль. – Да, но почему они начали с кухни… Впрочем, вопросы теории воровства сейчас не должны меня интересовать…»

Будущий доктор наук стал лихорадочно искать какое-нибудь оружие. В руки попался лыжный ботинок Славика.

«Опять разбрасывает, негодник, где попало обувь», – некстати подумал папа Погребенников.

Звуки из кухни усилились. Вор явно спешил.

«Что же это он, мерзавец, хочет утащить? – гадал Виктор Степанович, на цыпочках, с ботинком в руках продвигаясь к кухонной двери. – Может быть, буфет? Но зачем ему буфет?»

Еще издали на фоне окна энтомолог увидел зловещую длинную фигуру вора. Фигура колыхалась между буфетом и холодильником и пыхтела, словно ворочала большую тяжесть.

«Стой! Стрелять буду!» – хотел закричать Виктор Степанович, но вор опередил его.

– Тссс! – сказал вор. – Тихо! Мать разбудишь!

Это был Славик. Пропагандист новозеландской диеты стоял возле холодильника и за обе щеки уплетал колбасу, к которой держал путь папа Погребенников. От полбатона колбасы остался жалкий кусочек.

– А… это ты, а я думал – воры, – сказал Виктор Степанович.

– Я сначала на тебя тоже подумал – вор, уж больно ты осторожно крался, а потом узнал твое специфическое пыхтение.

– Колбаса не пропала? – осведомился папа Погребенников, не обратив внимание на «специфическое пыхтение».

– Ни капли, – ответил пропагандист новозеландской диеты. – Хочешь проверить? – сын великодушно протянул остатки колбасы.

– Давай, – сказал папа Погребенников.

– Осторожно, там шкура.

– Ага… – папа хотел поблагодарить за предупреждение насчет шкуры, но колбасы уже не было вместе со шкурой.

– Торт будешь? – спросил сторонник новозеландской диеты.

– С чаем бы…

– Поставить?

– Ставь.

– А не поздно?

– В «За рубежом» писали, пересыпать – вредно.

– В самом деле?

– Ага.

В коридоре послышался какой-то шум. Отец с сыном замерли.

– Мужчины, это вы?

В кухню вошла мама, придерживая халат. Ира Ивановна подозрительно оглядела помещение:

– В темноте… В одних трусах… Пахнет колбасой. Почему пахнет колбасой? Я не могу заснуть из-за этого запаха.

– Потому что мы ее съели, – виновато сказал Виктор Степанович. – Ты почему так подкрадывалась?

– Мне послышался шум. Я думала, воры.

– Могла бы разбудить меня, а не лезть сама, – обидчиво сказал папа Погребенников.

– Или меня, – добавил Славик.

– Я сначала хотела выяснить обстоятельства, – сказала мама.

– Ты даже полусонной остаешься ловцом браконьеров, – упрекнул папа.

– Колбасы не осталось?

– Есть селедка, – торопливо сказал Славик. – И торт. Торт мы не трогали.

– Не успели, – съязвила мама. – Эгоисты. Жалкие эгоисты.

– Я бы сейчас съел жареной картошечки, – сказал Славик.

– С яйцом, – добавил папа.

– И с печенкой.

– В сметанном соусе.

– Плюс соленый огурчик.

– Побольше лука.

– А потом торт с чаем, – сказал папа.

– И с малиновым вареньем, – добавил сын.

– Лучше с медом, – не согласился лапа. – Можно открыть банку башкирского меда.

– А еще лучше нажарить сырников, – перебил Славик.

– Ты же не любишь сырники! – удивился папа.

– Почему-то сейчас я их полюбил.

– А как же новозеландская диета? – спросила мама.

– Не выдержала испытания временем, – сказал младший Погребенников. – Я вам достану другую диету. Слышал про одну. Она основана на дробном питании. Надо есть десять раз в сутки.

– Мне эта диета больше нравится, – сказал папа Погребенников, разделывая селедку. – Мать, где масло?

…В кухне Погребенниковых почти до утра горел свет, а из форточки тянуло сложными вкусными запахами. Сосед из дома напротив, стокилограммовый вечно голодный толстяк, вставший чего-нибудь перекусить, втянул запахи дрожащими ноздрями и позавидовал: «Живут же люди! Что значит хозяйка классная! Еще шести нет, а она уже на ногах. А моя…»

Толстяк тяжело вздохнул, махнул рукой, захватил из хлебницы сдобную булочку и пошел досыпать, считая себя глубоко несчастным человеком.

На самом деле он был счастливчиком, потому что ничего не слышал про новозеландскую диету.

Виктор Степанович встал с кровати, открыл форточку и сделал несколько приседаний.

– И жизнь хороша… – запел глава семьи, несколько отдышавшись.

Погребенникову приснился сон: как будто он защитил диссертацию и стал академиком. И даже вроде бы не простым академиком, а вице-президентом или еще кем-то в этом роде, так как во время доклада ему каждые десять минут меняли чай с лимоном.

Еще под впечатлением сна, находясь в бодром и приподнятом настроении («А что? Чем черт не шутит?»), Виктор Степанович проследовал в ванную. В ванной в свалявшемся свитере и в мятых брюках умывался младший Погребенников. Славик умывался так: смачивал два пальца, проводил ими по глазам, потом снова смачивал и тер щеки.

– Ты почему в свитере умываешься? – привычно удивился Виктор Степанович.

– Потому что холодно, – как всегда, огрызнулся Славик.

– Надо делать зарядку, – машинально дал свой обычный совет глава семьи и уже собирался закрыть дверь, когда вдруг задумался: – А в самом деле, почему молодой парень не увлекается спортом?

Тут мимо на кухню прошла одетая, как на картинке, готовая к борьбе с браконьерами мама Погребенникова.

– А чем вообще он увлекается? – тоже машинально, по привычке, подлила масла в огонь Ира Ивановна.

– Сними свитер, – приказал глава семьи.

– Не сниму.

– Почему?

– Звериный холод. Как в космосе. – Славик взял полотенце и принялся тереть почти сухую физиономию.

– Я кому сказал: сними свитер! – папа Погребенников растопырился и набычился, готовый подкрепить свои слова силой.

Младший Погребенников правильно оценил ситуацию.

– Пожалуйста, – пожал он плечами и стянул через голову свитер. Обнажились хилые грудная клетка и ручки-спички.

– Ты посмотри, на кого он похож, – сказал папа Погребенников с нотками ужаса.

– На труп? – предположила инспектор Погребенникова.

– Хуже! Много хуже! Он похож на Микки-Мауса!

– Микки-Маус все-таки живой, а этот мертвец! – не согласилась Ира Ивановна.

– Но Микки-Маус вымышленное существо, – возразил папа Погребенников. – А это еще хуже, нежели труп.

– Можно одеваться? – спросил младший Погребенников. На физиономии «трупа» и «Микки-Мауса» было написано полнейшее равнодушие к теоретическому спору родителей.