Евгений Дубровин - Счастливка

Он не поверил тогда словам матери и забыл их. Он вспомнил их только сейчас. Тогда Клементьев считал, что быть добрым – это глупо.

Добрым в классе был у них лишь один – Петька Цыбин, по прозвищу Цыба. Цыба никогда не начинал первым драку, хотя имел приличные кулаки, да и сдачу давал редко, надо было здорово его разозлить, чтобы получить сдачу. Цыба учился хорошо, не в пример другим отличникам охотно давал описывать, и если его просили объяснить, он объяснял, не ломаясь и не отнекиваясь, как некоторые. Цыба приносил из своего сада яблоки белый налив и раздавал их направо и налево, хотя белый налив в то время на базаре стоил больших денег.

У Цыбы охотно списывали, спрашивали непонятное, яблоки ели, но весь класс все-таки немножко презирал его. Что это за парень, если он не лезет первым в драку и раздает задаром яблоки, вместо того чтобы выменять на них что-нибудь? За десяток яблок наверняка можно было получить трофейный противогаз.

Клементьев тоже презирал Цыбу. Он мечтал быть таким, как Чемпион: сильным, уверенным, нагловатым, чтобы его все боялись и уважали. Тогда всего добьешься. А насчет хлеба… Одного хлеба мало. Это у матери гак сложилась жизнь, что она рада и хлебу. Мать была неграмотной и мало чего добилась. Он же окончит институт, будет работать день и ночь, но выбьется в люди…

Он окончил институт, работал день и ночь и выбился в люди…

– Подай хлеб.

– Пожалуйста, – Лапушка потянулся к хлебнице и неосторожным движением задел ложку. Ложка упала со стола и вонзилась ручкой в песок.

– Какой ты неаккуратный, – вздохнула мать. – Пойди к роднику, вымой.

– Ничего, – Лапушка поднял ложку и подул на нее. – Сойдет так.

– Я же тебя прошу: пойди вымой.

– Песок здесь стерильный.

– Это не имеет значения. Микробы всюду.

– Смотря какие микробы. Здесь только полезные.

– Откуда ты знаешь?

– Предполагаю.

– А ну марш вымой!

Лапушка зачерпнул ложкой кулеш и стал есть.

– Отец! Ты видишь, что он делает? Почему ты молчишь?

– Пойди вымой, – оказал Клементьев.

– Я уже все равно съел всех микробов.

– Пойди вымой.

– Из принципа?

– Из принципа. Мать надо слушаться.

– Даже если она не права?

– В данном случае она права.

– Ну раз так… – Лапушка медленно поднялся и побрел к роднику.

– Какой дерзкий, – вздохнула жена. – А только четырнадцать лет. Что будет дальше?

Клементьев смотрел в спину вяло идущего сына. Неужели ему и вправду четырнадцать лет? А он еще ничего не видел и не познал.

В четырнадцать лет Клементьев узнал, что такое смерть.

У мальчишек тогда было принято путешествовать на товарных поездах – «товарняках». Ездили на рыбалку, в областной центр за учебниками, просто так – посмотреть мир. Особым шиком считалось прокатиться на «армейском» составе, везущем военные грузы. Такой состав обычно сопровождала охрана. Охрана, заметив человека, севшего на поезд, старалась его ссадить.

Им не повезло сразу же в тот день. Во-первых, состав, в одном из вагонов которого – угольном – они спрятались, пошел не в ту сторону. Но это еще было полбеды. Плохо только то, что их «застукал» охранник. На повороте они заметили, что он висит на подножке в хвостовом вагоне и смотрит в их сторону. Это было самой верной приметой, что их заметили, если охранник висит на подножке и вглядывается в состав. Значит, на горке, когда поезд замедлит ход, он соскочит с подножки и побежит вперед. Пробежит вагона два-три, опять – на поезд, на следующей горке снова вагона два-три, и так до тех пор, пока не настигает. Но и это еще было терпимо, если бы они прятались в голове состава. Тогда можно было бы уйти. Спрыгнуть с состава и дать деру. Охранник следом не побежит, а стрелять на таком большом расстоянии вряд ли есть польза. Но они прятались всего на расстоянии в три-четыре вагона от хвоста: очень уж удобным для обзора показалась им угольная платформа.

И все же самое скверное было не в этом: ну в крайнем случае прострелит ногу – вылечат. Дело в том, что вся компания была вооружена: пистолетами, австрийскими тесаками, гранатами. Правда, оружие это не стреляло, не резало и не взрывалось, взяли они его так, для романтики, для игры, для запугивания в возможных стычках с местными пацанами. Но факт оставался фактом: они были вооружены, а значит, являлись не просто группой подростков, а бандой. В то время поймать бандитов было трудно, так как они были вооружены, а самое главное, растворялись в огромных массах движущегося в разных направлениях народа. Так что поимка группы с оружием для милиции оказалась бы большой удачей. Пойди тогда доказывай! Выбросить же незаметно все эти гранаты и тесаки не представлялось возможным, так как охранник висел совсем рядом и не спускал с них глаз. Оставить оружие на платформе, а самим прыгать? Охранник не дурак, на первой же станции он обязательно заглянет в платформу, обнаружит оружие, поднимет шум, и им далеко не уйти. И они решили прыгать с оружием. Между колес.

Клементьев опустил ноги вниз, у бешено стучавших колес, повис на руках и прыгнул навстречу мелькавшим шпалам. Его рвануло, поволокло, и в какой-то миг он ощутил шеей холод рельса, прикосновение горячего колеса… «Все, – подумал он. – И совсем не страшно…» Но если он отдал себя уже щекочущему его волосы колесу, то тело его не хотело умирать. Его шея конвульсивно сжалась, голова двинулась – и колесо прошло по пряди волос.. Тело оказалось более приспособленным к жизни, чем разум. Теперь, размышляя об этом, Клементьев подумал, что здесь мет ничего удивительного. Его телу миллионы лет. Оно зачиналось еще в черных водах мирового океана и за эти миллионы лет научилось спасать себя.

…Клементьевы доели кашу, выпили молоко. Жена собрала со стола посуду и ушла мыть ее к роднику.

– Хоть бы помог матери, – сказал отец сыну.

Лапушка поморщился.

– Я не умею.

– Чего ж тут уметь? Три песком.

– У меня от песка кожа на руках шелушится. И потом, жир лучше всего отмывать горячей водой, а не оттирать песком.

– А стол ты складывать умеешь?

Лапушка нехотя стянул со стола скатерть и принялся складывать стол.

Играть в футбол расхотелось. Клементьев выбрал четыре рейки подлиннее и покрепче, взял простыню, лопатку и пошел к морю. Он решил сделать навес, потому что вокруг, насколько хватало глаз, не было ни клочка тени, не считая, конечно, их собственной, от палатки, машины и палатки соседей.

Клементьев растянул по песку простыню, закрепил концы, насыпав кучки ракушечника, затем вырыл неглубокие ямки, с силой вогнал туда рейки, засыпал и привязал простыню к верхним концам рейки. Ветер тут же попытался разрушить это сооружение, но оно оказалось прочным, и тогда он стал сердито хлопать простыней, надувая ее, как парус.