Евгений Дубровин - Глупая сказка

– Наум Захарович…

– Наум, значит. Слышь, Наум, ты иди спи спокойно. Иди отдыхай. Сейчас тяпни еще пару раз и иди себе спи спокойно. Я один пойду. Возьму ружье. И нож. Я с ножом смотри как умею обращаться.

Главный схватил лежащий на столе нож и запустил его в ближайшее дерево. Нож ударился о дерево и шлепнулся на землю. Анна Васильевна засеменила к дереву.

– Не надо, слышь, Васильевна, я тебе свой охотничий подарю. Из нержавейки! Сила! Одним ударом сердце пробивает хоть кабану, хоть кому… Я один раз как полосну оленя по горлу, так голова напрочь!

– Тихо! – вдруг закричал Рис срывающимся голосом. – Я запрещаю убивать животных!

Василий Андреевич осекся на полуслове и медленно повернул свою массивную красивую голову в нашу сторону. Мне даже показалось, что в его глазах промелькнул испуг.

– Что такое? – пробормотал он.

– То! – продолжал кричать Рис. – За что вы убиваете кабанов и лосей? Что они вам сделали?

– У нас лицензия, – сказал неуверенно Василий Андреевич, видно совсем забыв, что перед ним не охотинспекция, а ребенок.

– Плевал я на ваши лицензии! Животных нельзя убивать просто так!

Главный успел прийти в себя.

– Смотрите, какой умный ребенок… Но ведь ты ешь мясо, и ешь потому, что зарезали свинью. А? Что ты на это скажешь?

– То резать для еды, а то убивать, как в тире! – парировал Рис. – А вы убиваете, как в тире! Вы стреляете из винтовок, заставляете больного человека ходить с вами ночью по лесам! – показал Рис пальцем на егеря.

– Больного? – растерялся Василий Андреевич.

– Ну что вы… – Егерь кашлянул. – Мальчик шутит.

– И потом вы убили человека. Его сожрали кабаны.

– Ну хватит молоть чушь, мальчик. Ты очень нервный и впечатлительный ребенок. Не представляй меня этаким чудовищем, который только стреляет в животных. Это я так, между прочим, отдыхаю. А приехал я сюда совсем не за этим. Я приехал изучить возможность строительства трехэтажного жилого дома для ученых и клуба. Понял, мальчик?

Главный поднял палец.

– Трехэтажного дома для ученых и клуба! Вот что здесь скоро будет! Понял? И фильм можно будет посмотреть в культурных условиях, и негру в спокойной обстановке выступать. Не говоря уже об ученых, которые станут приезжать сюда и жить не по квартирам, а в приличных жилищно-бытовых условиях. Понял? Вот так, мальчик, сначала разберись, а потом бухай во все колокола. Многие подвержены этому пороку – сначала наорут, накричат, а потом ходят извиняются, скулят под дверью.

– Но все-таки вы их будете сегодня убивать? – тихо спросил Рис.

Василий Андреевич снова поднял вверх палец и сказал назидательно:

– Не убивать, а отстреливать по лицензии. Это большая разница.

Разговор, видно, уже надоел Главному.

– Ты вот лучше молочного поросенка попробуй. Ты когда-нибудь ел молочного поросенка? Ну-ка, там кто-нибудь, отрежьте мальцу ножку!

Один из сидевших поблизости гостей быстро и ловко – чувствовалось, что делает он это не первый раз, – открутил у поросенка заднюю ногу. Нежно-розовая, обливающаяся собственным соком, она пошла по рукам и легла на нашу тарелку.

Рис взял ногу и внимательно ее осмотрел. Нога действительно была что надо, я невольно проглотил слюну. Как вдруг мой сын с криком: «Меня не купишь!» – запустил этой ногой в Главного.

Надо сказать, что Рис умел прицельно метать различные предметы, в частности перегоревшие лампочки, и нога угодила прямо туда, куда и предназначалась, – в лоб Василию Андреевичу.

– Ах, гаденыш! – вырвалось у Василия Андреевича. Очевидно, в таких ситуациях всегда вспоминается детство. Главный неожиданно быстро для своей комплекции вскочил на ноги и закричал: – Держи его!

Но Риса уже и след простыл. Я вышел из-за стола и поспешил за сыном. Вдогонку мне понеслись возмущенные возгласы, крики: «Хулиган! Ну и дети пошли! Раньше розгами секли – оно лучше было!»

Рис мчался во всю прыть, справедливо ожидая погони. Но никто за ним не гнался, и Рис остановился, уставившись на осколок стекла, который сиял всеми цветами радуги. Это был настоящий обломок радуги. Я тоже остановился возле осколка. Садилось солнце, то цепляясь за верхушки деревьев, то снова как бы приподнимаясь над лесом, словно скачущий по стадиону мяч, показанный в замедленной съемке, Видно, только что прошло стадо коров сотрудников заповедника, потому что в воздухе висело густое облако пыли, пахнущей молоком, свежим навозом, потной коровьей шерстью…

– Ну что, Васильевна, подпишешь дом? – Наум Захарович пьяно обнял старушку за плечи. – Ведь обещала, а? Договор дороже денег.

– Пусти, – Анна Васильевна отстранилась. – Раз обещала, подпишу.

– Ну ладно, ладно – пошутил, – заместитель по хозчасти поцеловал хозяйку в щеку. – Я не такой живодер, как ты думаешь… Бери шприц и пользуйся на здоровье… В память былого, так сказать… Ух, и хороша ты была в девках, Васильевна… Ох, и хороша!

– Отстань, люди же смотрят…

– Эк удивила, «люди смотрят»… Теперь не будут смотреть, Васильевна, ничего интересного нет. А вот раньше было на что глянуть. В яблоневом саду… Помнишь? Помнишь, где я назначал тебе свидания… А сейчас… Посмотри, где теперь мы встречаемся, Васильевна. Извини… но такова жизнь… у туалета…

Они стояли в тени дерева. Свет лампочки не доставал сюда. От стола доносились крики пирующей компании.

– А все-таки скажи, Васильевна, для чего тебе шприц, а? Скажи, не бойся, – Наум Захарович икнул. – Ну ладно, не говори. Я все и так давно знаю… Наркотики ты изготовляешь, Васильевна… Ведьма старая… Замечал… Ночью… Тени вокруг твоего дома бродят… Замечал… А может, сама колешься, а, Васильевна?

– Дурак ты, Наум…

– Ладно. Не мое дело. Все мы грешны, Васильевна…

– Сынок, а сынок, тебя к телефону. – Сзади неслышно подошла и тронула меня за локоть Анна Васильевна.

– Меня? К телефону? – удивился я.

– Ну да. У нас же есть телефон. Я тебе говорила.

– Кто же может быть?

– Уж чего не знаю, сынок, того не знаю. Просили тебя позвать. Трубка на столике у меня в комнате лежит. Как войдешь, сразу столик и стоит-то…

Я торопливо прошел через двор к дому. Уже совсем стало темно. Похолодало. Ветра не было. Еще слегка розовое небо над лесом затягивалось тучами. Наверно, опять будет дождь…

Во дворе, на столбе, что стоял возле стола, горела тусклая лампочка, освещая все вокруг колеблющимся неверным светом. Гости Анны Васильевны продолжали пиршество. Некоторые уже осоловели и вяло ковырялись в тарелках. Двое – Главный и заместитель по хозяйственной части Наум Захарович – плясали под фонарем гопака. Плясали они грузно, равнодушно, будто их кто-то заставлял.

– Эй! – крикнули от стола. – Квартирант! Иди выпей!