Седжал Бадани - След сломанного крыла

Вне зависимости от возраста или религии праздник, посвященный взрослению, предназначается для человека, который миновал определенную веху в своей жизни, а также для родителей, которые теперь должны смотреть на своего ребенка по-другому. Теперь это не дитя, а личность на пороге зрелости. После праздника девушки и юноши сами решают свои проблемы и просят наставлений только тогда, когда считают это необходимым.

В юности Марин была свидетельницей событий, которые переносили из детства к зрелости ее друзей. Она завидовала уверенности, с которой они переступали порог, разделяющий эти два состояния. Инстинктивно она чувствовала, что единственное, что освободит ее от отцовских цепей, — замужество. Ничто другое не могло заставить его считать ее самостоятельным человеком и позволить ей быть такой, какая она есть. Дочь принадлежала ему, пока не настанет брачная ночь и она не станет собственностью мужа. Только тогда он даст ей свободу, но к моменту ее свадьбы было уже поздно. Она была его созданием, и ничто в мире не могло освободить ее от него.

Но своей дочери Марин дала то, чего у нее самой не было, — праздник, отмечающий дату наступления ее зрелости. В эти несколько часов, полных радости и веселья, все шло хорошо, и Джия вступила в новый период своей жизни.

Она появляется на празднике в брючках-капри и футболке. Марин совсем не нравится этот наряд, но ее радует, что дочь вообще вышла к людям. Оркестр играет, гости общаются. Марин старается поговорить с каждым, но при этом издалека наблюдает за Джией. Она выглядит хорошо, даже болтает с некоторыми из школьных друзей. Наверное, они спрашивают ее, что происходит и скоро ли она вернется в школу.

Часы проходят в разговорах. Праздник удался, как и надеялась Марин. Она видит, что Джия радуется присутствию друзей. Для этого Марин и потратила столько сил на организацию праздника. Наконец приносят торт, и Джия задувает шестнадцать свечек на нем.

— Загадай желание, бети, — говорит ей Марин. Джия закрывает глаза и делает то, что сказала ей мать. Марин хочется знать, что же загадала дочь.

Наступает вечер, и налетают комары. Гости начинают расходиться, все они благодарят Раджа и Марин за прекрасный вечер. Рани и Соня остаются и помогают убирать со столов. Остается только горстка гостей, с которыми прощается Марин. И вдруг наступает всеобщая тишина.

— Не устраивай сцен, Марин, — предупреждает Радж, подходя к ней.

— О чем ты говоришь? — спрашивает она, не понимая, в чем дело. Только когда к ним подходят Соня и Рани, Марин осознает, что происходит.

— Я так понимаю, что это Адам? — тихо уточняет Соня, указывая на парня, которого обнимает Джия.

— Какого черта он здесь делает? — не обращая внимания на Раджа, Марин направляется к дочери. Муж идет за ней по пятам. Подойдя к парочке, Марин оттаскивает Джию в сторону. — Какая же ты хладнокровная скотина! — выпаливает она. — Судебное предписание запрещает тебе приближаться к Джии, — она крепко держит дочь за руку. — Жду не дождусь, когда тебя упекут за решетку.

— Это я пригласила его, — говорит Джия, освобождаясь от хватки Марин. Она становится между матерью и Адамом, как крепостная стена. — Это мой праздник. Я могу позвать кого захочу.

— Позвони в полицию, — приказывает Марин Раджу, не отрывая взгляда от дочери. — Джия, ты не знаешь, что ты делаешь.

— Я пришел, чтобы просто пожелать Джии счастливого дня рождения, — говорит Адам, подняв руки вверх, словно сдаваясь в плен. — Я не хотел никого побеспокоить.

— Я не желаю тебя слушать! — рявкает Марин на Адама. Она видит, что Радж не собирается никуда звонить, и поворачивается к Соне: — У тебя есть телефон?

— Марин, — произносит Соня предупреждающим тоном, — не надо.

Это не тот ответ, которого ожидала сестра. Кто-то ведь должен быть на ее стороне. Чувствуя, что власть ускользает от нее, она с отчаянием в голосе просит:

— Соня, дай мне твой телефон, пожалуйста.

Марин окружают воспоминания. Все остальное исчезает. Она вспоминает, как отец запер ее в чулан за пятерку с минусом, она вспоминает непрекращающиеся побои, свои безответные мольбы. Ее ладони становятся влажными, а сердце начинает колотиться в груди — верные признаки приступа паники. Язык во рту распухает, и она не в состоянии вымолвить ни слова. Ей не к кому обратиться, никто не хочет поддержать ее в борьбе, которую она проигрывает. Она ждет. Неужели она совсем одна? И тут Соня кладет ей на ладонь свой телефон и кивает, показывая измученной Марин, что она на ее стороне.

— Послушайте, я ухожу, — бормочет Адам, отступая назад. — Я же не причинил никакого вреда.

— Не уходи, — молит его Джия. — Она поворачивается к Марин: — Мамочка, пожалуйста, пойми.

— Что я должна понять, Джия? — спрашивает Марин, обретя дар речи. — Твое поведение саморазрушительно. Я не могу допустить этого.

— Ты не имеешь права! — кричит Джия. Она не замечает, как к ней подходит Рани. Она обнимает Джию за талию и решительно отводит ее от Адама, поближе к их родным.

— Зачем ты позвала его? — устало спрашивает Марин. Последние гости уже ушли, оставив членов семьи наедине друг с другом. Марин едва заметила их уход, сосредоточив все внимание на дочери. — Зачем ты пригласила его?

— Потому что я люблю его, — говорит Джия, взглядом моля мать о понимании. — А ты все еще любишь дедушку, несмотря на то что он делал с тобой. В чем же тут разница?

Дом опустел, суматоха праздника далеко позади. Радж увез Джию в город, после того как ушел Адам. Он сказал, что ему надо побыть с дочерью и что они скоро вернутся. Теперь сидящая в оцепенении Марин отрешенно наблюдает за тем, как Рани ставит на стол три чашки чая. Чувствуя необходимость хоть чем-нибудь заняться, Марин начинает составлять список гостей, ставших свидетелями семейной сцены. Завтра она обзвонит их с извинениями. Для нее сделать это — все равно что насыпать соли на рану, признать, что ее жизнь безобразна и все это увидели.

— Выпей, — подбадривает ее Рани и подвигает стул поближе. — Когда я была молодой, если в деревне или в семье возникали проблемы, мы все собирались у кого-нибудь в доме и пили чай, чашку за чашкой. Проходили часы, и проблемы, которые казались неразрешимыми, внезапно решались сами собой.

— Дети тоже пили чай? — спрашивает Соня. — С кофеином?

— Конечно, — отвечает с улыбкой Рани. — В Индии чай — один из основных продуктов питания.

Она пододвигает чашку к Марин:

— Попей. Все станет проще.

— Чай не решает проблемы, — отвечает Марин. Она отодвигает от себя дымящуюся чашку, руки у нее дрожат. Она смотрит на свой телефон, проверяя, нет ли сообщения от Раджа. Ничего. Марин захлопывает крышку телефона. Только дрожь в руках выдает, насколько она напугана. — Мне не хочется задерживать вас, — бормочет она. Ей ужасно стыдно. — Спасибо вам за то, что остались, но у нас все в порядке, — она расхаживает по комнате, постоянно выглядывая в окно. И, почти забывшись, говорит сама себе: — Даже не представляю себе, куда они могли поехать.