Юрий Клименченко - Открытое море

— Александр Иванович, скажи мне, что представляют из себя твои, а теперь мои помощники? — спросил Сарохтин, ставя на стол рюмку.

— Помощники? Хорошие. Второй и третий — молодые, старательные. Старший — Голубин. В годах. Отличный моряк. Только, знаешь, он чувствует себя обиженным. Рассчитывал принять «Геленджик», а прислали тебя. Я его сам рекомендовал в капитаны, да инспекция не пропустила. Диплом «короткий».

— Я сюда не просился, — усмехнулся Сарохтин.

— Понятно, понятно. Ну, это как обычно — обиженный всегда ищет непосредственного виновника его неудачи.

— Конечно, — согласился Сарохтин. — Еще один вопрос: как управляется «Геленджик»?

— Управляется не особенно важно. Он плохо идет на ветер, если дует сильно. Да в общем, ничего страшного. Пустяки. Привыкнешь. Советую грузить его на ровный киль, чуть-чуть чтобы сидел на корму. Тогда он управляется лучше. Выпьешь еще?

— Нет, благодарю. Ты-то свободный, а я на службе. На судне не пью. Так уж я воспитан.

— Хорошо воспитан, — засмеялся Лукьянов, — это и мое правило. Ну, а я еще одну перед уходом выпью. Твое здоровье!.. Теперь всё. Ухожу.

Лукьянов уехал. Юрий Николаевич остался один. Он сидел в неубранной каюте и думал о том, что надо поближе познакомиться с людьми, с которыми ему придется работать.

Удастся ли ему завоевать симпатии и уважение этих людей?

Видимо, на «Геленджике» Лукьянова любили. Юрий Николаевич видел, как капитан уходил с борта.

— Александр Иванович! Возвращайтесь к нам скорее! Счастливо отдыхать! — кричали высыпавшие на палубу матросы.

Видел Сарохтин и погрустневшее лицо Лукьянова, когда он, уже садясь в машину, махал им рукой.

Наверное, и ему жаль было расставаться с экипажем, ведь они проплавали вместе более двух лет.

«Лучше бы уж он не пользовался таким авторитетом, — эгоистично подумал Сарохтин. — Мне было бы легче».

Вчера так же тепло провожала его команда «Сибири». Он сжился с ней, каждый человек был ему дорог, много тяжелых и опасных минут переживали они вместе. Это была его родная семья. А тут всё еще ново, неизвестно…

Сарохтин вздохнул и сошел вниз. В маленькой кают-компании за столом, в сдвинутой на затылок фуражке, сидел Голубин и что-то писал. Он только взглянул на капитана и молча продолжал свое дело.

Юрий Николаевич сел напротив и принялся изучать лицо старпома. Оно ему не понравилось. Самодовольное, с крупными чертами, большим носом и черными нагловатыми, слегка на выкате, глазами. Плотный, широкоплечий, он с трудом помещался в изящном вращающемся кресле.

«Как его зовут?» — старался вспомнить Сарохтин, но так и не вспомнил.

— Товарищ Голубин, когда думаете закончить погрузку? — спросил Сарохтин, желая прервать молчание.

— Часа через два, — неохотно отозвался старпом и снова замолчал.

— Команда вся на борту?

— Должна быть вся. Я не считал.

— Напрасно. Перед отходом нужно знать, все ли люди на борту, — тихо, но твердо сказал Сарохтин.

— На то есть вахтенный помощник. А я не вахтенный, — грубо ответил Голубин.

— Но вы старший. За два часа до отхода вы обязаны об этом знать.

Сарохтина раздражал тон Голубина. Он сознательно вызывал капитана на резкость.

— У меня достаточно дел помимо этого.

— Тем не менее я просил бы вас доложить мне о наличии экипажа.

— Ладно, — зло проговорил Голубин, демонстративно захлопывая журнал, в котором делал записи, — сейчас всё брошу и пойду считать.

— Вы можете поручить это кому-нибудь из младших помощников.

Голубин не ответил и вышел из кают-компании.

«Трудно мне будет с этим человеком. Ну что ж. Придется так или иначе работать с ним», — размышлял Сарохтин, поднимаясь к себе в каюту.

Когда буфетчица пригласила его обедать, в кают-компании все места, кроме его, капитанского, были уже заняты.

Судя по лицам обедавших, разговор до прихода капитана был оживленным и веселым.

Сейчас все ели молча, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами.

Юрий Николаевич попытался оживить беседу и рассказал какой-то веселый случай из своих плаваний. Моряки вежливо улыбнулись, но отвечали ему вяло. Должно быть, стеснялись, присматривались к нему.

Все сидевшие за столом были одеты в рабочие потертые кители, и только Сарохтин выделялся своим щегольским костюмом и белым воротничком.

Юрий Николаевич обратил внимание на то, что почти все помощники на «Геленджике» молодые. Только старший механик и Голубин несколько старше его самого. Это порадовало капитана. Он был уверен, что быстро сойдется со своими помощниками.

Ломать установившиеся порядки он не собирался; еще несколько дней совместного плавания, и всё утрясется, он найдет с людьми общий язык.

Вот только Голубин…

Обед закончился. Поднимаясь к себе наверх, Сарохтин услышал, как Голубин громко сказал кому-то:

— Пижон с «рысака».

«Рысаками» называли теплоходы Лондонской линии, к которым принадлежала и «Сибирь».

Юрию Николаевичу захотелось вернуться и сказать Голубину что-нибудь резкое, одернуть его, но он сдержался: выйдет так, что он подслушивал. Капитан взглянул на часы. До отхода оставалось немногим более часа.

Юрий Николаевич начал приводить каюту в порядок.

В дверь просунулась голова старпома.

— Наверное, буксир будете заказывать на отход, товарищ капитан? — с издевочкой в голосе спросил Голубин.

Юрий Николаевич представил себе неширокий канал и место, где нужно будет развернуться. Скверное место…

— Буксир? Да… пожалуй, — задумчиво отозвался он, ожидая мнения старпома.

— Может быть, два?

Это звучало уже, как явная насмешка. Сарохтин вспыхнул.

— Впрочем, не надо буксиров. Так пойдем. Судно маленькое, — высокомерно сказал Сарохтин и сразу же почувствовал на душе какую-то тяжесть. Это была неуверенность за исход разворота на новом, незнакомом судне. Старпом давно уже исчез за дверьми, а беспокойство не покидало Юрия Николаевича.

Он утешал себя тем, что не мог поступить иначе. Нужно, чтобы этот наглец Голубин знал, что капитан не трус и не напрасно назначен на «Геленджик». Но всё же чёрт бы побрал этого Голубина! Если бы не его враждебно-ироническое отношение, Сарохтин, наверное, заказал бы буксир, и для первого раза это было бы не лишним.

Юрий Николаевич подошел к иллюминатору и взглянул на серую, с низкими волнами, неуютную поверхность канала. Как-то одиноко стало ему на этом маленьком теплоходе.

Собственно говоря, маневр с таким судном, как «Геленджик», не представляет больших затруднений, но дует свежий неблагоприятный ветер. Может быть, стихнет к моменту отхода? Правда, надежды мало, стрелка барометра падает.

Сарохтин постучал согнутым пальцем по стеклу анероида, висевшего на переборке. Синяя стрелка чуть заметно качнулась влево.