Юрий Клименченко - Открытое море

— Бочки… Надо следить. А то возись с ними в шторм…

На камбузе также получили сведения о предстоящем шторме. Кок подвязывал к плите все кастрюли и ругался.

— Ничего не будет, шеф, — храбрясь, сказал ему подошедший Володя.

Ветер заметно крепчал. Зыбь увеличивалась, хлопала по бортам, и брызги летели на палубу. «Шмидта» начало покачивать. Он зарывался носом и брал воду полубаком. Володя закончил работу. Ужинать не хотелось. Болела голова. Он прошел в каюту, лег, не раздеваясь, на койку и закрыл глаза. Довольно сильный удар по голове разбудил Володю: это сорвалась полочка с графином. Володя хотел встать, но его снова бросило на койку. Он осмотрелся. По полу катались зубные щетки, книги, чернильница и стул. Всё это стучало и гремело на разные лады. Сашка Горелов спал, не слыша хаоса. Володя осторожно слез с койки, крепко держась за поручни. Качка была невыносимой. Володя почувствовал, как какой-то отвратительный ком поднялся к его горлу. «Неужели укачало?» — со страхом подумал он. Володю мутило.

Цепляясь за стенки, он с трудом выбрался на палубу.

Ветер подхватил ослабевшего Володю и прижал к надстройке. На море страшно было смотреть. Озверевшая зыбь кидалась на «Шмидта». Она кренила его, с ревом вкатывалась на палубу и неслась зловещей, шипящей пеной по бочкам; ударялась в палубные надстройки и стекала обратно в кипящее море для того, чтобы снова возобновить свою бешеную атаку. Казалось, что судно встает на дыбы. Ветер валил с ног.

«Ну, вот тебе и шторм! Видел? Зачем не пошел в механический техникум? Сидел бы сейчас дома! А тут и до гибели недолго! Подумаешь — „мореплаватель”», — укорял себя Володя. Ему вспомнилась мать, маленькая уютная столовая, в которой собиралась вечерами вся семья. Вспомнилась веселая солнечная школа, товарищи… Зачем пошел! Вдруг резкий свисток прорезал вой шторма. Володя вздрогнул. Что-то случилось! Мимо него пробежал вахтенный и успел крикнуть: «Бочки пошли!».

Через несколько минут выскочили боцман и Горелов.

— А, Павлов! — увидел боцман Володю. — Александров и Горелов! Идите на кормовую палубу, а я с Павловым на носовую. Смотрите, осторожнее! — распорядился боцман. — Пошли!

— К-к-уда? — заикающимся голосом спросил Володя.

— Как куда? Бочки крепить!

Володе стало страшно: «Смоет, обязательно смоет», — подумал он.

— Осторожно только! Как судно вылезет из-под зыби, — будем работать, а как накроет, — держись крепко за найтовы и до самой смерти ничего не случится, — учил боцман. — Надо расклинить несколько бочек, тогда всё в порядке. Идем!

Спустились на бочки, крепко держась за поручни трапа.

— Вон они, голубушки! Две шевелятся. Клинья выбило. Моментом сделаем!

— Даю малый ход! Начинайте крепить! — раздался сверху голос капитана.

Володя и боцман медленно двинулись по скользким и мокрым бочкам.

— Ложись! — вдруг закричал боцман, и Володя видел, как он упал на бочки. Володя лег рядом с боцманом и судорожно вцепился в найтовы. Волна накрыла их.

«Конец!» — мелькнуло у Володи.

Но судно вышло из-под воды. Володя держался за найтовы.

«Так, значит, удержался!» — радостно подумал он. Страх проходил, от волнения даже мутить перестало.

— Ложись! — снова раздалась команда боцмана. И опять через них прокатилась шипящая волна, выкупала лежавших и отошла. Встали, пошли и, наконец, добрались до катающихся бочек.

— Подбирай клинья! Смотри, чтобы ноги бочками не придавило!

Через полчаса обе бочки были занайтованы, расклинены и неподвижно лежали на месте.

— Всё! Поползли домой!

Обратно возвращаться было легче. Подгонял ветер. На спардеке их встретил Александров:

— На кормовой палубе всё в порядке. А у вас как?

— Порядок. Доложи капитану, а мы пойдем переоденемся.

В каюте боцмана было тепло. Ярко горел свет.

— Теперь можно и закурить! Володя! — позвал боцман. — Закуривай!

Володя взял папиросу. С мокрой одежды стекала вода. Боцман удовлетворенно затянулся. Качка уже не казалась такой сильной.

— Ну как? Страшновато было? Раньше приходилось попадать в такие шторма? — испытующе глядя на Володю, спросил боцман. Володя молчал.

«Сказать, что не страшно, что бывало и похуже, а это ерунда», — думал Володя и вдруг почувствовал, что Михаил Семенович пристально на него смотрит. Володя поднял глаза и встретился с умным и добрым взглядом боцмана.

— Нет, нет, Михаил Семенович! Не бывал, — сконфуженно и радостно заговорил Володя. — Я ведь первый рейс иду… А то, что я на «Франце» был, — вранье, неудобно как-то новичком быть… Думал, засмеют.

— Я ведь знал это. Новичка сразу видно. Ко мне много таких, как ты, «старых моряков» приходило! Ничего! Теперь некоторые уж капитаны хорошие. С капитанским дипломом никто не родится, потому ничего позорного нет в том, что ты новичок.

Володя задумался. После пережитого он понял, что быть моряком — это не значит носить пиджак невообразимого цвета и совершать увеселительные прогулки по иностранным портам. Он понял, что нужно еще много учиться, чтобы стать настоящим моряком.

— Марш переодеваться, а то простудишься! Ишь воды сколько напустил, — прервал его размышления боцман, бросая окурок в пепельницу.

Море было лазурно-голубое. Легкий ветер, слетевший с гор, покрыл его золотой рябью.

Всегда шумный, Барселонский порт сегодня необычно тих. Несколько часов назад он перенес большой налет фашистских самолетов. Еще дымились остатки разрушенных зданий. Отряды народной милиции тушили пожары и переносили раненых в лазареты.

Капитан «Компостеллы», прищурясь, смотрел на море. Он думал о том, что сегодня ночью выйдет в долгий и опасный рейс. Он должен вернуться как можно скорее! Этого требует республика. Он думал и о том, что завтра его жизнь может оборваться и что только случайно это не произошло вчера, когда совсем близко от него разорвалась бомба.

Капитан закрыл глаза, и воспоминания недавнего прошлого возникли в его памяти.

Капитан Альварес шел курсом на Барселону, когда получил радиограмму от бежавшего с мятежниками владельца «Компостеллы»:

«Капитану Альваресу.

Немедленно следуйте Майорку. Барселона в руках красных.

Хозе Сокорро».

Капитан прочел приказание хозяина, вызвал на мостик радиста и передал ему ответ:

«Компостелла идет Барселону.

Альварес».

Альварес любил свою родину и знал, что такое фашизм. Часто бывая в Италии и Германии, он видел эти «процветающие» страны. Он видел мертвый Гамбург, некогда такой веселый и живой. Видел угрюмые и испуганные лица немецких граждан и наполненные людьми эшелоны, отправляемые в концлагерь. Капитан видел выступления голодного народа в Генуе, нищету в Мессине, оборванных и жалких итальянских детей. Он видел также пароходы с ранеными, возвращавшимися из Абиссинии.