Юрий Клименченко - Открытое море

— Вот здесь правая койка будет твоя, — сказал боцман, открывая дверь.

Каюта была двухместная, большая и уютная, отделанная под светлый дуб. На столе горела маленькая лампа под оранжевым абажуром. Володя поставил свой чемодан на койку и снял пальто.

— Пойдем дальше. Дам тебе робу. Работать будешь, как у нас матросы второго класса работают, — с восьми до пяти. Твоя как фамилия?

— Павлов.

— Ты раньше на каком судне был?

Володе мучительно хотелось сказать, что он нигде не плавал, что идет в первый рейс, что он очень просит боцмана помочь ему и всё показать, но какой-то ложный стыд не позволил ему признаться в этом, и он против воли выдавил:

— На «Франце» в Черном море.

Боцман внимательно посмотрел на Володю:

— На вот, получай. Ватник, сапоги, рукавицы и кусок мыла. Теперь пока всё. Иди отдыхай. Скоро будем отходить. Тогда разбудят.

Володя взял вещи и пошел к себе в каюту. Там сидел матрос второго класса Саша Горелов и писал открытку.

— Здоро́во! — обернулся он. — Значит, с тобой будем жить. Располагайся как дома. Убирать каюту придется по очереди. Наш старпом требует идеальной чистоты. Боцман здесь мировой. Орел. У него можно подучиться. Меня готовит в матросы первого класса. В следующий рейс обещали перевести. Я уже два года плаваю.

Саша в несколько минут рассказал всё о себе, пароходе и людях. Володя, взволнованный новыми впечатлениями, прилег на койку и вскоре задремал. Его разбудил резкий голос вахтенного, кричавшего:

— А ну, на швартовку вылезай! Побыстрее-е-ей!

Володя выскочил на палубу и побежал на полубак, где согласно расписанию было его место. Боцман проворачивал брашпиль. У борта дымил буксир. Стемнело. Порт, залитый огнями, казался фантастическим городом. Володя обернулся к мостику. Пароход смотрел на него своими разноцветными глазами отличительных фонарей.

— Отдайте шпринг! — раздалась спокойная команда. Володя быстро подбежал к кнехту и сбросил с него конец.

— Зачем отдали носовой? — недовольно спросили с мостика. — Шпринг отдать! Выбирай носовой!

Володю оттолкнули. Что-то выбирали, что-то травили. Каждый был занят своим делом. Володя чувствовал себя лишним. Ему было не по себе, потому что он отдал не тот конец. «Шмидта» медленно оттаскивали буксиры. Концы больше не держали, и оставалось только развернуться в ковше Морского канала для того, чтобы пароход свободно пошел своим ходом.

— Ты что ж? Не видишь, какие концы отдаешь, сапожник! Как будто первый раз на судне! — набросился на Володю матрос Глаголев.

Володя хотел огрызнуться, но из-за брашпиля раздался голос боцмана:

— Ничего. В темноте не видно. Это с каждым может случиться.

Володя промолчал. Отдали буксир, и «Шмидт», дав полный ход, пошел Морским каналом.

Команду отпустили, и жизнь пошла обычным порядком, разбитая на четырехчасовые вахты.

Прошло несколько дней. Володя освоился с судовой жизнью. Работа матроса второго класса не сложна: мойка, окраска, чистка. Всё это Володя старался делать быстро и хорошо, и только жалел о том, что не может проявить себя на более ответственной работе. Балтийское море ласково встретило начинающего моряка, и даже до самого Зунда ни разу не качнуло «Шмидта» как следует.

Как-то раз боцман позвал:

— Павлов!

— Есть!

— Стальной огон умеешь делать?

— А то как же.

— Надо будет шкентель на четвертом номере зарастить. Свайку возьми под полубаком.

Володя ликовал. Вот когда он покажет, что умеет работать не хуже матроса первого класса. Шкентель был сделан из нетолстого стального троса, и Володя быстро распустил его на пряди. Наложил марку для того, чтобы трос не распускался дальше, и начал пробивать пряди одна под другую, вспоминая уроки такелажных работ. Но трос оказался на редкость жестким, и Володе никак не удавалось сделать эту проклятую стальную петлю. Он возился долго. Давно уже звонили на обед, а Володя, вспотевший и красный, делал только третью пробивку. Нужно пять: тогда петля при натяжении не распустится. Подошел боцман.

— Ну, как? Сделал? Дай-ка. — Михаил Семенович внимательно осмотрел Володину работу. — Пятую стрендь неправильно пробил. Сейчас… — и боцман умелыми руками в несколько минут исправил Володину ошибку. Быстро сделав еще две пробивки, боцман закончил работу. — Вот и всё. Молодец! Почаще нужно делать, тогда будешь работать быстрее. Наши матросы их в пятьдесят минут делают.

Володя был смущен. Даже эта работа, на которой он думал показать себя, требовала практики и сноровки. Проходили Зунд. Володя любовался яркой зеленью и аккуратными домиками Копенгагена, множеством яхточек, сновавших вокруг «Шмидта».

«Завтра должны выйти в Северное, а там и до Дунди недалеко», — думал Володя. Рейс казался ему легким, и жизнь на пароходе нравилась. Команда относилась к нему хорошо. Кончив работу, Володя переодевался в чистую робу и шел в уютный красный уголок. Читал, заводил патефон, слушал передачи по радио из Ленинграда. Приятно слышать голос знакомого диктора, находясь за тысячу миль от него. Выходил на палубу, вдыхал свежий морской воздух и мечтал. Хотелось поскорее стать капитаном и водить эти большие красивые суда по всем морям, самостоятельно избирать им пути, принимать смелые решения… Ему даже захотелось испытать шторм. Ну, какое же это плавание без шторма и свирепых волн! Попасть в шторм, а потом рассказывать о нем, сидя дома за обеденным столом, и заставлять слушателей трепетать от страха… Правда, в глубине души Володя побаивался, не будет ли его укачивать. Нет, ни за что! Укачаться — это опозорить себя! Все будут, наверное, смеяться над ним, тем более, что как-то Сашка спрашивал, не укачивается ли он, на что Володя обиженно ответил: «Ну что ты… Конечно, нет».

С утра погода резко изменилась. Свинцовые тучи обложили весь горизонт. Рваные облака быстро ползли по небу. Моросил мелкий, колючий дождь. Дул свежий ветер. «Шмидт» входил в Северное море. Володя мыл вентиляторы на шлюпочной палубе. Из радиорубки вышел радист с белым листком в руках и побежал на мостик. Через несколько минут Володю послали за боцманом. Вызывал капитан. Володя видел, как на правом крыле мостика беседовали капитан, боцман и вахтенный штурман. У всех были озабоченные лица. Затем боцман спустился и подошел к Володе:

— Кончай, Павлов, мойку. Надо погоду встречать. Радист принял сейчас сводку. Впереди шторм от зюйд-веста. Прямо по зубам. Заливать сильно будет. Пойдем!

Принялись крепить все предметы, которые не были еще привязаны. Протянули леера, чтобы можно было схватиться за них во время качки. Кажется, всё было сделано. Боцман посмотрел на смирно лежавшие занайтованные бочки, сплюнул и задумчиво сказал: