Катрин Лове - Месье и мадам Рива

Обычно все складывается неправильно. Хотя об этом, конечно, не говорят. Коммерческая версия жизни: что ни делается — все к лучшему, ура, какая удача! В большинстве случаев коммерческая версия не работает. Человек умирает. Если бы болезнь проявила себя на пять с половиной или одиннадцать месяцев позже, пациента можно было бы спасти. Новое лекарство еще официально не одобрили, когда надо было атаковать опухоль или инфекцию. Фиаско с улыбкой удачи. Думать об этом невозможно, и мы не думаем, даже когда узнаём о том, что лекарство наконец одобрено. Мы пропускаем новость, словно ее и не заметили, и начинаем внимательно изучать прогноз погоды. Ведь для умирающего было сделано все что можно, разве нет? Проблема в том, что человеческая жизнь устроена запредельно сложно и хитро.

Теперь, когда Алексис умер, я читаю о том, что в неврологии сделаны значительные открытия. Разумеется, все проблемы не решены, даже и близко не решены. Однако в научных статьях сказано, что проекты по изучению головного мозга продвигаются семимильными шагами и все силы брошены на исследования, потому что стоит нашим нейронам начать отмирать, как — хоп! — глубоко в мозг, в зоны, определенные совсем недавно, крепятся электроды и таким образом применяется мощная терапия. Именно об этом я говорила старшей медсестре, мадам Шпильцейхгаузер, когда без приглашения явилась к ней в кабинет. Это было незадолго до Рождества. Я дважды постучала в дверь, вошла без разрешения и с ходу заявила, что бездействовать в случае с Алексисом просто возмутительно, когда он в распоряжении врачей двадцать четыре часа в сутки, а его только моют да причесывают. Я упомянула об электродах и компьютерах, которые могли бы стимулировать работу мозга. Грубо, хоть и сдавленным голосом я выкрикнула нечто вроде: где эти чертовы электроды, а? Где они? Я гневно спросила, не в каменном ли случайно веке оказалась эта больница, а?

Мадам Шпильцейхгаузер, которая, когда я вошла, рылась в шкафу, закрыла его, хлопнув дверцами. Она приблизилась ко мне, не сводя с меня глаз, и, поскольку она была гораздо выше меня, тщательнее накрашена, да еще и блондинка, я немного смутилась.

Сложно вспомнить подробности разговора. Еще сложнее воспроизвести разговор так, чтобы каждая сторона придерживалась своей роли и не путалась в сценарии. Проблема в том, что рассказчица была не только вовлечена в беседу, но еще и переживала в тот момент сильное эмоциональное потрясение. И тем не менее я попробую.

Анита Шпильцейхгаузер производит впечатление знающей женщины. Что именно ей известно? Неважно. Она просто знает.

Уверена: у родственников, которые приходят навестить больного и хотят задать вопросы о его состоянии, пропадает желание вопрошать, как только они знакомятся со старшей медсестрой. В этой больнице все специально так устроено, что любой жаждущий понять почему и зачем немедленно направляется медперсоналом к госпоже Шпильцейхгаузер. Удобно. Например, если вы задаете вопрос эрготерапевту, который выходит из палаты Алексиса, когда вы входите, то есть вошли в тот день, эрготерапевт ответит, что с господином Бергом все хорошо, да-да, а за дополнительной информацией следует обратиться к мадам Шпильцейхгаузер. Физиотерапевт и нефролог ответят то же. Если бы по коридорам больницы разгуливала гадалка, она бы наверняка присоединилась к хору. Возможно, Анита Ш. хотела стать врачом, нейрохирургом. Возможно, она отказалась от перспективы по каким-то уважительным причинам — нехватка денег, ума, а может, жениху не терпелось, чтобы она поскорее получила диплом медсестры и могла заняться семьей. В любом случае, несмотря на препятствия, Анита устроила свою жизнь. Не знаю, зачем я все это объясняю, когда просто собиралась передать наш разговор. Разговор был напряженным, и по ходу я пыталась выяснить, почему в эпоху высоких технологий и многообещающих междисциплинарных исследований никто не применяет результаты этих самых исследований, дабы вылечить человека, вышедшего из комы и застрявшего в вегетативном состоянии, лопни моя селезенка, почему не стимулируют его нейронную сеть, коли нам из достоверных источников известно, что аксоны способны расти — почти как волосы — и восстанавливать поврежденные связи.

— Садитесь.

— Спасибо.

— У вас нет права получать какую-либо информацию о состоянии господина Берга, так как вы не член семьи.

— Откуда вы знаете?

— Мы всё тщательно проверили с помощью полиции. У господина Берга нет никого, кроме двух кузенов, которые не пожелали им заниматься.

— У Алексиса есть кузены?

— Да. И знайте, что если надо будет принимать решения…

— Какие решения?

— Важные решения. В этом случае больница прислушается к мнению кузенов, даже если они не явятся, а не к вашему.

Я помню, что слова старшей медсестры задели меня за живое, и это было заметно по моему лицу. Затем у госпожи Шпильцейхгаузер словно прозвенел в голове профессиональный звоночек, и она снова заговорила.

— Я не имею в виду, что ваши посещения бесполезны, Я просто объясняю, что вы не имеете права вмешиваться в медицинские дела.

— Я хотела бы увидеть господина Каппеля, травматолога.

— Профессор Каппель не занимается господином Бергом.

— Перестаньте! Я с ним уже говорила, я знаю, что он занимается Алексисом.

— Отнюдь нет! После того как господин Берг вышел из комы, его передали другим специалистам.

— Ну конечно! Браво! Пациента передают из рук в руки, чтобы снять с себя ответственность! Каждый тихонечко делает свою работу, сидя в уголке, а потом — раз! — бросает мяч другому игроку и больше слышать не хочет о пациенте. Это просто отвратительно, мадам Шпигельцауссер, отвратительно.

— Я Шпильцейхгаузер.

— Извините. Шпильхаугзер.

— Забудьте.

— Я бы хотела видеть профессора, который занимается Алексисом сейчас. Я хочу сказать ему, что готова к любым необходимым стимуляциям мозга — просто дайте мне инструменты, инструкцию, и вам даже не придется делать свою работу. Я сама все сделаю!

Старшая медсестра посмотрела на меня так, как психиатры смотрят на своих нестабильных пациентов. Я отлично запомнила этот взгляд, потому что было очень неприятно. Однако я нашла в себе силы произнести волшебное слово.

— Пожалуйста, мадам старшая медсестра.

Моя собеседница изо всех сил пыталась сохранять самообладание. Она сделала вдох, стянув без того узкие ноздри.

— Представьте себе, мы занимаемся не только гигиеной и туалетом господина Берга. Его массируют, применяя всевозможные техники, и с помощью различных специалистов он делает упражнения. Со временем пациенту могут назначить дополнительные исследования, МРТ, например.