Анна Броделе - Верность

В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье.

У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью.

В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми. Герои Анны Броделе много и беззаветно трудятся, нежно любят, трогательно заботятся о детях — словом, живут полной и разнообразной жизнью наших современников.

Автобус мчался по белевшему в темноте большаку. Шоссе давно осталось позади, и теперь машину кидало на мелких ухабах. Мимо промелькнули вычерченные во мраке светлые полосы — березы на обочине дороги. Затем — опять глубокая, непроглядная тьма и монотонный гул мотора.

В автобусе было тихо. Пассажиры дремали. Только одна Инга сидела прямо и время от времени смотрела в окно, пытаясь разглядеть незнакомую местность. От долгой однообразной тряски Инга очень устала, но вздремнуть никак не могла. Сосед Инги — полный пожилой дядя — спросонья все приваливался к ее плечу, а она все отталкивала его. Наконец Инга рассердилась и ткнула его в бок. Сосед встрепенулся, огляделся ничего не понимающими, несчастными глазами, что-то пробормотал, затем, глубоко вздохнув, съежился и снова уснул и лишь время от времени шевелил узловатыми пальцами на коленях.

Дзынь-дзынь-дзынь, — дребезжало стекло автобуса.

Вдруг машина, словно споткнувшись, резко затормозила, и пассажиров швырнуло вперед.

В автобусе поднялся переполох.

— Что такое? Что такое? — испугалась сидевшая впереди Инги закутанная в толстый платок женщина с белым узлом на коленях.

— Чего едет, точно слепой? Так недолго все зубы вышибить, — возмутился маленький человечек, натягивая на глаза поношенную шляпу и сердито поглядывая на кабину водителя.

Шофер вылез и склонился над правым передним колесом. Пассажиры вопросительно смотрели на него — долго ли простоят тут?

— Шину сменить надо, — объявила кондукторша, забираясь в автобус и внося с собой волну свежего, пахучего ночного воздуха.

— A-а, только шину… Слава богу! А я думала, невесть что случилось, — успокоилась женщина в платке.

Все начали потягиваться, заговорили. Сосед Инги громко и сладко зевнул.

— Эх, поспал я, стало быть, — сказал он. — Не знаете, где мы? Это Клавский бор или нет?

— Я тут впервые, — ответила Инга, встала и вышла из автобуса.

И вдруг она словно окунулась в океан безмолвия, — тишина была до того глубокой, что звенело в ушах. Пахло травой, деревьями и какими-то цветами. Впереди, по обе стороны дороги, чернел лес. Тишина. Тишина. Кругом ни звука: ни кузнечика, ни птицы, ни собаки — ни души. И нигде ни луча света. Лишь над лесом медленно высовывался из облаков белый серп молодого месяца, озаряя неярким светом вершины стройных елей, почти сливавшихся с темным небом. Сонные, загадочные и величественные, они молча стояли под бледно светившимся в облаках кругом.

— Черт бы побрал эту дорогу! — сказал Инге сидевший на корточках шофер. — Третьего дня тоже баллон спустил.

— Отчего это? — спросила Инга, стараясь разглядеть в темноте, что делает водитель.

— Вы что, не видите? Пешеходная дорога первого разряда. В колеях полно гвоздей от подков.

— До Таурене еще далеко? — спросила Инга.

— Километров тридцать будет. Вам до конца?

— Даже дальше. Еще километров десять на лошади ехать.

— Значит, к черту на кулички, — заключил шофер, с шумом кинув на землю снятый баллон. — В гости едете?

— Не совсем, — ответила Инга и отвернулась. Ей не хотелось пускаться в разъяснения. Она отошла от автобуса, остановилась на краю канавы и глубоко-глубоко вдохнула темный, насыщенный запахами трав и листьев воздух.

А на востоке, над лесом, уже светлела едва заметная блекло-зеленая полоска. Наступал новый день.

У дверцы автобуса Инга в темноте наткнулась на какого-то пассажира и ушибла лоб.

— Потише, потише, — проговорил молодой мужской голос. — Не надо так мчаться в темноте!

— Не надо в темноте на дороге стоять! — сердито отозвалась Инга, потирая лоб, и вошла в машину.

Вскоре автобус тронулся.

Когда прибыли на конечную остановку, ночь уже стала палевой. Дверца автобуса распахнулась, и хмурые, заспанные пассажиры, таща узлы, корзины и чемоданы, толкая друг друга, вылезли из машины.

Инга поставила вещи на землю и огляделась вокруг. Она надеялась, что к ее приезду уже рассветет и что она сразу выяснит, в какую сторону ей идти. Но маленький чужой городок, плотно укрытый ночными тенями, еще спал глубоким сном. Смутно выделялись в потемках силуэты ближних домов, перед Ингой стоял столб, на котором белела какая-то афиша или газета. Вот и сиди теперь на улице и жди, пока городок соизволит проснуться! Было бы хоть где посидеть.

Где-то рядом раздался знакомый голос. Это того человека, на которого она наткнулась около автобуса.

— Доброе утро, Смилдзинь! Значит, приехал все же! А я уже беспокоился, как же узлы свои домой доставлю, если тебя не будет.

Из темноты отозвался, по голосу видно, старик:

— Как же не приехать, коли надо? Уж больше часа дежурю тут.

— Где у тебя повозка — здесь? — спросил молодой голос. Мимо Инги, таща что-то тяжелое, прошли двое.

Видя, что все расходятся и что она остается совершенно одна, Инга, немного поколебавшись, торопливо спросила:

— Скажите, пожалуйста, вы случайно не знаете, как мне попасть в Силмалу?

Мужчины остановились, и молодой удивленно спросил:

— В Силмалу?

— Да… это такое село… километрах в десяти отсюда, — объяснила Инга.

Молодой усмехнулся:

— Правильно, есть такое.

А старый заключил вопросом:

— Куда же оно денется?

Заржала лошадь. Они положили узлы на повозку.

Затем молодой вернулся к Инге и как-то недоверчиво спросил: