Марианна Кожевникова - Простые вещи

— И завтра, и послезавтра, я же дома работаю, ты что, забыл? Приезжай, поговорим. Кстати, когда вы едете?

— Пока не ясно, в любой ближайший день. А вы?

— Мы через десять дней ровно.

— Приятно слышать. Значит, до среды. Привет Мише!

— До среды. Привет Севе!

Саня рассмеялся: Лялечке не откажешь в чувстве юмора. Повесил трубку и облегченно вздохнул — нет, он ни в ком не ошибся, пусть история странная, но конец у нее хороший. Похоже, Вера и в самом деле хотела привлечь к себе внимание… И уже совсем успокоившись, он стал думать о стариках, Ирке и завтрашней поездке на дачу. А вот если бы и Олежка тут был, они бы с Иркой вместе на даче клубнику ели, по грибы ходили, подружились бы, как они с Лялькой.

Л яля мыла посуду, прибиралась на кухне. Она любила начинать утро с ароматного запаха кофе в чистоте и уюте, поэтому всегда наводила порядок с вечера. И, наводя порядок, напевала своим низким цыганским голосом чувствительный романс.

Разговор с Саней привел ее в распрекрасное настроение. Во-первых, устраивались дела Иринки, а во-вторых, Ляля убедилась, что Саня по-прежнему дорожит Верой. Его взволнованный голос, готовность приехать немедленно говорили, что он очень к ней привязан. А когда есть чувства, люди не расстаются. Ляля убедилась в этом на собственном счастливом опыте. И так любовно и нежно снова подумала о Мише — нет, она не ошиблась, когда ему доверилась, когда положилась целиком и полностью на его решение! Ведь не так-то легко ей далось это доверие. Чего она только не передумала о Мише, о Томке! Слеза зазвенела в Лялином голосе, когда она вспомнила нестерпимые муки, которые принесла ей встреча с преуспевшей на почве иностранных дел однокурсницей. Но она достойно справилась! Голос набрал рокочущую полноту, гордо торжествуя победу.

Хотя горячее участие Тамары в Мишиной поездке и сейчас казалось Ляле… Ее голос горестно дрогнул. Но прояснять она ничего не собиралась! Романс снова торжествующе заполнил всю кухню. Они едут вместе! Вместе! Захотел этого Миша! Что могло быть прекраснее? Добейся она этой поездки сама, настаивай на ней, настраивай на нее мужа, радости Ляля испытала бы гораздо меньше. В душе у нее осталась бы неуверенность. Вернее, уверенность, что Миша этого не хотел. «Настойчивость моя принесла результат, — думала бы она, — но произошло это вопреки воле и желанию мужа…» Зато теперь при одной мысли о предстоящей поездке сердце Ляли радостно замирало. Поездка за границу была в ее жизни первой и обещала быть лучезарной.

Она припомнила, как узнала о ней, и улыбнулась. Не могла не улыбнуться. Размеренная счастливая супружеская жизнь не умерила Лялиной нетерпеливости. И хотя она поняла, что никогда не задаст вопроса о Тамаре, ждать ей было очень непросто. Она не привыкла, не умела ждать. И вот однажды вечером, взглянув на свою цветастую летнюю юбку, она подошла к уткнувшемуся в компьютер Мише и сказала своим низким голосом:

— Позолоти, дорогой, ручку, я тебе погадаю. Все, что было, и все, что будет, расскажу, не утаю, поведаю…

Миша обернулся, подхватил, посадил жену на колени и положил перед ней ладонью вверх руку — небольшую, крепкую, сноровистую и ловкую — гадай!

Как она любила его руки! На них уже появились набухшие синие жилки, были на них и мозоли от разных домашних работ, которых они не гнушались, и нежность в них была, и надежность. И она стала ласково водить пальцем по ладони и приговаривать:

— Вижу, дорогой, дальнюю дорогу, ведет она в страны неведомые, заморские, но хорошая эта дорога, благополучная, неопасная… Помогает тебе женщина черноглазая, тоже хорошая, тоже неопасная…

Миша прижал ее к себе и спросил:

— Ты у меня в самом деле колдунья?

Ляля не отвечая взглянула важно и снова повторила:

— Позолоти ручку, дальше говорить буду.

— Лучше я буду говорить дальше, — предложил Миша, — дорога лежит нам и вправду дальняя, заморская, потому что поедем мы с тобой в Англию на целых десять дней: три дня семинар и неделя у моего друга Джона, он повозит нас по стране. А помогает мне очень хорошая женщина, кстати, твоя однокурсница — Тамара Семеныкина. Помнишь такую?

Ляля кивнула.

— Ну вот видишь! И она тебя помнит. Я только заикнулся, что очень хотелось бы вместе с женой, и она сразу захлопотала, забегала с бумагами, с приглашениями. В общем, поездка в стадии оформления, и скоро уже можно будет чемодан собирать. Довольна?

Ляля покраснела до ушей, до того ей сделалось стыдно: дура ревнивая! Чего только не вообразила. И стала Мишу целовать, а целуя, вообще обо всем позабыла, но потом вспомнила, что Иринку нужно будет куда-то пристраивать. Через день-два, как всегда вовремя, появился Конек-Игрунок, Санька, палочка-выручалочка, и сразу возник даже не один вариант пристройства Ирины, а два.

Закончив уборку, Ляля позвонила тете Оле и напросилась к ней в гости вместе с Иркой. Старушкам приятно, когда их не забывают, попьют они вместе чайку и обсудят Лялино предложение. Ляля еще раз мысленно перечислила достоинства Посада: все удобства, сад, цветочки, чистый воздух.

Потом стала думать, как аккуратнее повести разговор — соблазнит она старушку загородом, та соберется — не так-то это просто в ее возрасте — и получит отказ, потому что Ирку возьмут Санины родители, обидится тетя Оля и вполне справедливо. Но если не поговорит, а Санины родители не смогут Иринку взять, и укатит Саня в Париж завтра-послезавтра, то останется она с Иришкой на руках… Потом сообразила: надо говорить про разные варианты, ведь если дядя Паша с тетей Наташей не откажут, им тоже может помощь понадобиться, они люди работающие, вот она и будет настраивать тетю Олю на подхват — она энергичная, деятельная, уживчивая. А если понадобится, и одна с Ириной справится.

Наконец-то все сообразив и разложив по полочкам, Ляля вздохнула с облегчением.

— Не живешь, а ходы в шахматной партии продумываешь, — сказала она Мише. — Я не удивлюсь, если на старости лет стану великим стратегом и тактиком.

— Стратегия и тактика еще никому не вредили, — отозвался Миша.

Он, как обычно, проводил вечер за компьютером — готовил тезисы для конференции и развернутый план спецкурса, который собирался читать в будущем году.

— А Вера так и не появилась, — продолжала Ляля, она сочувствовала Сане и желала ему всяческого благополучия в личной жизни.

— Появится, — рассеянно отозвался Миша, — осенью, наверное. У нее родители в Твери, она скорее всего к ним уехала.

Вера была для него совершенно самостоятельной единицей, никак с Саней не связанной, и сейчас он был слишком занят, чтобы думать еще и о Вере.

Ляля поняла Мишу и перестала ему докучать досужими разговорами. Сейчас главное — чтобы он закончил работу, а все житейские проблемы она прекрасно разрешит и без его помощи.