Марианна Кожевникова - Простые вещи

Что же удивляться, что Миша обходился без интеллектуальных хобби? При такой интенсивности мыслительного процесса у него не возникало необходимости в посторонней информации и развлечениях. Он знал, что равнодушен к древним камням. Не вызывала у него особого интереса история. Во всяком случае, отдаленная. Все истории историков были в его глазах из области фантазий. Да и с книгами он стал разборчив. Когда-то увлекался философией, теперь это прошло. Его захватывала игра ума, неожиданный поворот мысли. Он отдыхал, читая детективы, хотя чаще всего уже с третьей страницы вычислял преступника, но дочитывал до конца. Почему бы не убедиться, что ты опять оказался умнее автора и ему не удалось тебя заморочить? Люди вызывали у Миши доброжелательную симпатию, но не желание сблизиться. Издалека, на расстоянии куда легче сохранять доброжелательность. Если он в чем и нуждался, то в житейской упорядоченности и душевном комфорте. Чужеродные встряски выводили его из колеи, мешали погружению, без которого невозможно мыслить. Но и Мишу, как всех людей на свете, радовали живые непосредственные впечатления. Впечатляла его природа. Не оставляли равнодушным женщины. Самой главной женщиной стала для него Ляля. Она жила эмоциями, глаза ее то сияли, то темнели, искрились насмешкой, загорались гневом. Вибрировал низкий теплый голос, волнуя его. К звукам Михаил был чувствителен, одни голоса его раздражали, другие привлекали, а Лялин производил магическое действие. Иной раз, когда она говорила, он не давал себе труда вникать в смысл слов, довольствуясь переливами глуховатого голоса.

— Да ты не слушаешь меня! — возмущалась она, останавливаясь.

— Я тебя слышу, — отвечал он и говорил чистую правду. Он безошибочно определял тональность Лялиного душевного состояния. Со временем понял, что ему не так уж трудно избавлять ее от внутренней паники, настолько присущей эмоциональным людям, что иной раз они не осознают ее и спешат погасить необдуманными поступками. Он умел обдумывать поступки.

Однако он тоже был чувствителен, раним, уязвим. Выходя на люди, становился от них зависимым. Он стал бы последним обманщиком, если бы утверждал, что поездка за границу сулит ему нескончаемые удовольствия. Напротив. Никаких удовольствий. Он ощущал напряжение, неуверенность, даже страх, который знаком всем, кто делает шаг в необжитое пространство, кто выходит на обозрение неведомой публики. Душевный дискомфорт — вот его главный спутник. Покой ему возвращала Ляля. Ее сияющие счастливые глаза наполняли радостью его тоже. И она обладала умением переключать Мишу в другие тональности. Она входила в зал конференций, излучая счастливую уверенность красивой любимой женщины, мгновенно успокаивался и он, ее уверенность становилась его уверенностью, и находились нужные английские слова, речь звучала плавно. Он получил немало комплиментов, восхищались, как он свободно говорит на чужом языке, своей свободой он был обязан жене, ее горделивому восхищению. Без Ляли Миша наверняка ощущал бы немалую скованность. Он был из тех, кто предпочитает действовать по правилам, а если не знает их, не действует вовсе. Ляля и не думала о правилах, она была сама непосредственность, сама искренность — удивлялась тому, что ее удивляло, смеялась тому, что ее смешило. И все вокруг улыбались вместе с ней. За время работы семинара у них появилось немало знакомых, по-доброму расположенных к ним людей, и Миша прекрасно понимал, что, приехав в одиночестве, так бы и остался в одиночестве. Душевных сил на дружеские контакты у него бы не нашлось…

Сейчас Миша находился в состоянии счастливой расслабленности, которая наступает после преодоленных трудностей. Им предстоял отдых. Джон обещал, что отвезет их в Стратфорд навестить Шекспира, как мечтала Ляля, покажет Лондон и даже поманил морем.

Миша добрался до верхушки ближайшего холма, сел и стал любоваться солнышком. Оно не так давно поднялось над горизонтом и, одетое туманной пеленой, казалось огненным шаром. Но чем выше поднималось, тем ослепительнее сияло и очень скоро превратилось в сгусток света, на который было больно смотреть. Интересно, сколько сейчас времени? Миша взглянул на часы — стрелка подвигалась к семи. Угораздило же его вскочить ни свет ни заря и отправиться на прогулку! А все для того, чтобы Лялечка выспалась! Проснется, а мужа рядом нет, и что подумает? Он оглянулся на неожиданный шорох и увидел улыбающуюся Лялю.

— С добрым утром! — сказала она, усаживаясь рядом на травку.

Он обнял ее, поцеловал.

— Как же ты догадалась? — спросил он.

— Запросто! — весело рассмеялась Лялька. — Я же все про тебя знаю!

— Не все, — возразил Миша.

— Да ладно тебе, — снова засмеялась она. — И думаем мы об одном и том же.

— Не совсем, — снова не согласился Миша.

— Об одном, об одном, — повторила Лялька. — Давай рассказывай, что тебе предложила энергичная миловидная дама в очках?

Миша взглянул на жену с изумлением.

— Ты — рентген? — спросил он. — Тогда скажи, что она собой представляет?

— Выясним в процессе продолжительных обсуждений, я не рентген, но у меня глаз — алмаз.

Миша не мог не поцеловать жену еще раз, драгоценную, удивительную Ляльку, потому что так оно и было, он в самом деле думал о предложении, которое получил на фуршете, завершающем семинар. Предложение было прикидкой, наметкой, проектом, но его следовало обдумать всерьез. Он начал его обдумывать. А Лялечка, оказывается, уже готова к обсуждению и хочет его выслушать.

— Даму зовут Элизабет Мехнил, она преподает в Йорке и предложила мне совместный проект научной работы, результаты которой могут быть опубликованы в английском научном сборнике.

— А тема? Ты ею занимался?

— Нет, тема для меня новая, и работа, как я понимаю, предстоит большая.

— Сборник престижный?

— Престижный.

— Значит, в некотором смысле идешь на повышение?

— Можно сказать и так.

— А дама престижная? — продолжала расспросы Ляля. — Ты ее как специалиста знаешь?

— Дама престижная. Но как специалиста я ее не знаю. Имя в научных сборниках встречал часто, но работы были не по интересующей меня тематике, и я как-то не удосужился…

— Если все так престижно, что тебя смущает? Ты же работы никогда не боялся, — внимательно глядя на мужа, сказала Ляля.

Если говорить начистоту, то ей, Ляле, активно не понравилась дама, слишком уж хищно она смотрела на Мишу. Ляля прекрасно знала таких деятельных, ухоженных дам. Она видела их насквозь. Добра от них не дождешься. Но Мише этого не скажешь. И потом, кто знает, может, англичанки на русских не похожи?

— Видишь ли, я и сам собирался начать одно исследование, но результат его и дальнейшая судьба, как ты сама понимаешь, неведомы. Здесь мне предлагают скорее техническую работу, но зато я выхожу на международный уровень, приобретаю вес…