Филип Арда - Смертельный номер

— Вот и отлично! — воскликнул Безумный Дядя Джек, забирая звезду у своего внучатого племянника. — Хочу поскорее опустить ее обратно в бассейн, который я выкопал у себя в кабинете. — С этими словами он быстрыми шагами направился к своему дому.

— Он выкопал бассейн у себя в кабинете? — спросил Эдди; он был немного озадачен, хотя ничто уже не могло по-настоящему удивить его в этом доме.

— Да, мистер Эдмунд, — подтвердил перепачканный с головы до ног и очень бестолковый капрал, который все еще носил военную форму (хотя сейчас был без мундира). — Мы помогали ему на прошлой неделе. Копали пол и все такое.

И тут Эдди осенило:

— Вы, случайно, не сражались под командованием полковника Марли при Обрыве святого Геобада? Вы лично или кто-нибудь из вас, ветеранов?

— Что это за святой Геобад? — испуганно пробормотал бывший капрал, словно его в чем-то обвинили.

— Не берите в голову, — успокоил его Эдди. — Лучше скажите, что вы используете в качестве раствора при кладке кирпичей.

— Особую смесь Безумного Дяди Джека, — ответил сильно запачканный и совершенно бестолковый бывший капрал.

— Кажется, это варенье? — проговорил Эдди, засовывая палец в раствор между только что уложенными кирпичами.

— Возможно, в нем содержится немного варенья, мистер Диккенс, — неохотно подтвердил бывший капрал.

Эдди попробовал «раствор» на вкус.

— По-моему, это варенье.

— Скорее всего, варенье — один из компонентов в секретной формуле раствора вашего Безумного Дяди Джека, — стоял на своем бывший капрал.

— Это просто варенье и больше ничего, — заключил Эдди. — В этом «растворе» нет цемента. В нем нет песка. Нет извести. В нем нет ничего, кроме малинового варенья.

Бестолковый бывший капрал нехотя кивнул головой.

— Да, — признал он. — Это варенье из семифунтовой фаянсовой банки, которую ваш дядя нашел в кладовке.

— Но ведь варенье не будет держать кирпичи, которыми заделывается дыра в стене, не так ли? — спросил Эдди.

— Да, то есть нет, — согласился бывший капрал. — Но мы просто выполняем приказ.

Эдди вздохнул и решил посоветоваться с родителями. Он нашел своего отца, мистера Диккенса, в библиотеке. Это была фантастическая комната: полки занимали в ней каждый дюйм на каждой стене (не считая окон — в противном случае, как вы понимаете, в библиотеке было бы темно хоть глаз выколи). Даже на дверях видны были полки — правда, в виде раскрашенной резьбы по дереву с изображением корешков книг.

Отец Эдди сидел в кожаном кресле с высокой спинкой и читал номер «Панча», нового периодического издания. Его заинтересовала статья о кулачных боях. Периодическое издание (если оно достаточно толстое) — это то же самое, что журнал. А кулачные бои — то же самое, что бокс, только без боксерских перчаток. В развитии бокса большую роль сыграли боксеры и производители перчаток: первые — потому, что никому не хочется получить удар по лицу костяшками пальцев, вторые — оттого, что кулачные бойцы плохо раскупали перчатки.

Отец оторвал взгляд от журнала и посмотрел на вошедшего в комнату сына.

— Здравствуй, Эдмунд, — сказал он. — Как тебе понравилось в тюрьме?

— Это была всего лишь камера предварительного заключения в полицейском участке, папа, — почтительно пояснил Эдди.

В те времена еще не было социальных работников, и поэтому детям приходилось относиться к родителям с почтением, если они не хотели, чтобы те заперли их в затопленном водой подвале или привязали к мачте попавшего в шторм корабля. Сейчас такие номера не проходят — откуда ни возьмись появляется социальный работник и говорит: «Уважаемые родители, вы не имеете права так обращаться со своими детьми!»

— Хорошо, хорошо, — закивал мистер Диккенс.

Хотя он несколько раз принял ванну после взрыва, вид у него был немного сумрачный и пыльный, как будто он загримировался для исполнения роли призрака в мюзик-холле. (Мюзик-холл — это такой дешевый театр, в котором на сцене много танцуют и поют.)

— Как ты себя чувствуешь, папа? — спросил Эдди.

— Хорошо, хорошо, — ответил его отец.

— Рад за тебя, — сказал Эдди. — Я ищу маму. Не знаешь, где она?

— Хорошо, хорошо. — Мистер Диккенс продолжал кивать как заведенный.

Только теперь Эдди понял, что у его отца все еще не восстановился слух после того, как его оглушило взрывом.

— ГДЕ МА-МА? — повторил Эдди, на этот раз очень громко и очень медленно.

Если бы это была публичная библиотека, строгий библиотекарь приложил бы палец к губам, сказал бы: «Тссссс!» — и указал бы пальцем другой руки на большую табличку с надписью «ТИШИНА». Но это была всего лишь частная библиотека в Беспросветном Тупике, и поэтому…

— Тссссс! — произнес строгий мужчина, указывая на большую табличку с надписью «ТИШИНА».

Признаюсь, такой поворот событий застал меня врасплох, хотя я и всезнающий автор. Извините.

Поскольку все стены были заставлены книгами, строгому мужчине пришлось держать табличку в деревянной рамке с надписью «ТИШИНА» в руках, что несколько снижало эффект.

— Кто вы? — спросил Эдди с нескрываемым изумлением. Ему казалось, что он знает всех, кто живет и работает в Беспросветном Тупике.

— Я твой отец! — ответил удивленный мистер Диккенс, который сидел спиной к строгому мужчине и, по-видимому, не подозревал о его существовании.

— Я обращаюсь не к тебе, папа, — объяснил Эдди, — а к нему.

К несчастью, мистер Диккенс не услышал слов сына и продолжал пребывать в растерянности, пока строгий мужчина не попал в поле его зрения. Мужчина подошел к креслу и достал из внутреннего кармана большой медный рожок, который вызвал бы у меня и у вас воспоминания о старомодном граммофоне, какие можно увидеть только в допотопных фильмах… Не могу сказать, какие воспоминания могли пробудиться при виде этого рожка у Эдди и его отца, потому что ни граммофона, ни кинематографа тогда еще не изобрели. Строгий мужчина засунул тонкий конец рожка в ухо испуганного мистера Диккенса.

— Если я подарю твоему папе этот слуховой рожок, тогда никому не придется кричать, — проговорил строгий мужчина прямо в медный рожок. — Мне поручено составить каталог этой библиотеки, но я не смогу выполнить работу в намеченный срок, если меня будут постоянно отвлекать. Поэтому я был бы очень признателен, если бы вы молчали или, по крайней мере, говорили приглушенным голосом.

— Я слышу! — воскликнул мистер Диккенс, выхватывая рожок из рук незнакомца и теперь уже самостоятельно прижимая его к своему уху. — Я слышу!!! — повторил он еще громче. Затем он издал торжествующий крик, то есть произвел дополнительный шум, чем несказанно огорчил строгого мужчину.