Шейла Хети - Материнство

Сегодня вечером я читала книгу о Баал-Шем-Тове, влиятельном рабби, жившем в девятнадцатом веке. Там есть эпизод, как дочь рабби просит его назвать имя мужчины, за которого она выйдет замуж, и сказать, станет ли она матерью. Отец устраивает вечеринку и в ходе вечеринки представляет дочери мужа. В конце эпизода сообщается, что у нее родились два мальчика и девочка, приводятся имена сыновей и говорится, кем они стали, когда выросли, но не называется имя дочери и не раскрывается, кем стала она (предположительно матерью). Отложив книгу, я пришла к выводу, что для мужчин достаточно того, что женщины рожают и воспитывают детей. Если женщина рожает девочку – что ж, остается надежда, что она, когда вырастет, родит мужчину. Похоже, все мои тревоги насчет того, что я не мать, сводятся к этой истории, к выводу о том, что женщина не самоцель. Она – средство для мужчины, которому, когда вырастет, до́лжно стать неким завершением и сделать что-то в мире. Женщина же – всего лишь переход, через который может явиться мужчина. Я всегда ощущала себя самоцелью – как и любой человек, разве нет? – но, возможно, мое сомнение в том, что этого достаточно, передалось мне от тех женщин, которые считали себя лишь переходами, через которые мог прийти мужчина. Если ты отказываешься быть переходом, значит, что-то не так. Надо по крайней мере попробовать. Но я не хочу быть переходом, через который мужчина может прийти в мир и явить себя так, как ему вздумается, не вызывая ни у кого сомнений в его праве.

В стенах обосновались белки. Или мыши. Пишу и слышу, как они там шебуршат, жуют. Слышу, как скребутся в стенах, перемалывают что-то зубами. Едят изоляцию, дерево, цемент и что там еще в стенах.

Если я, раздумывая над тем, буду ли растить ребенка у себя дома, говорю, что выбрала не это, то что тогда я выбрала? Язык не подходит для выражения этого опыта. Следовательно, ни о каком опыте говорить невозможно. Но мне нужно слово, совершенно независимое от деторождения, слово, объясняющее, что я выбрала, а не то, что не выбрала.

Но как описать отсутствие чего-то? Если я отказываюсь играть в футбол, будет ли моя неигра в футбол опытом игры в футбол? Отсутствие у меня опыта материнства не является опытом материнства. Или является? Могу ли я назвать это материнством?

Если не материнство, то что тогда главное в жизни женщины? Как выразить отсутствие этого опыта, не ставя отсутствие в центр объяснения? Могу ли я описать жизненный опыт вне его отношения к материнству? Что он есть в позитивном смысле? Конечно, у каждой женщины это бывает по-разному. Могу ли я в таком случае сказать, каков этот позитив для меня? Не могу. Потому что я по-прежнему не знаю, чего хочу. Я еще не родилась как личность, которая, сделав сознательный выбор и отказавшись иметь детей, своим образом жизни утверждает неродительские ценности. Также я не могу одобрить и утвердить материнский опыт жизни.

Может быть, если бы я могла определить, опытом чего является отказ иметь детей – выразить это активным действием, а не отсутствием действия, – я знала бы, что именно испытываю, а не чувствовала себя так, словно ожидаю некого действия. Может быть, я могла бы выбрать свою жизнь, взять в руки то, что выбрала, показать другим людям и назвать это своим.

Я всегда завидовала знакомым мужчинам-геям, которые признались в своей нетрадиционной ориентации. Я бы хотела сделать то же самое, но только в чем признаваться? Мне так и не удалось с этим определиться. У меня было смутное представление о том, что я представляю собой как личность, и смутное представление о том, кем я не являюсь. Я хотела бы сказать, что знаю это о себе с шести лет. Некоторые меня осуждали, но сейчас мне намного легче. Легче с тех пор, как я совершила каминг-аут. Теперь моя жизнь по-настоящему моя.

Когда нет детей, трудно доказать, что ты сделала сознательный выбор или вообще что-то делаешь, а не просто плывешь по течению. Кто-то представляет, что люди, у которых нет детей, не движутся вперед, не меняются и не растут, что им не о чем рассказать, а их жизнь лишена глубины, любви и боли. Они как будто застряли в одном месте – в том месте, которое осталось после отца и матери.

Выбор тех, кто не хочет заводить детей, зачастую выглядит как простое продолжение жизни их родителей. Со стороны этот вариант ничем не отличается от варианта тех, кто еще не дал потомства. Кто-то может подумать, что ты готовишься сделать выбор или даже пытаешься завести ребенка.

Некоторые пытаются представить, каково оно – не иметь детей – и представляют себя без детей вместо того, чтобы представить того, кем они могут никогда и не быть. Они проецируют собственную потенциальную печаль, печаль людей, не получивших родительского опыта, на тех, кто совсем этого не хочет. Человек, который не может понять, почему кто-то не хочет иметь детей, должен всего лишь локализовать свои чувства к детям и представить, что эти чувства направлены на что-то еще – на жизнь, наполненную надеждой, целью, будущим и заботой.

Почему мы не понимаем, что люди, которые не хотят детей, просто имеют другую – возможно, биологически другую – ориентацию? Желание не иметь детей можно даже назвать сексуальной ориентацией, потому что нет ничего более связанного с сексом, чем стремление дать или не дать потомство. Предполагаю, что сила этого желания кроется в наших клетках, и потом есть еще культурные добавки и влияния других людей на наши природные желания. Оглядываясь в прошлое, на то время, когда я была ребенком, я вспоминаю, что и тогда не хотела детей. Помню, как однажды, сидя за столом на кухне, я вдруг поняла, что никогда не буду матерью, потому что экзистенциально я дочь и всегда ею буду.

Известно, что от еврейских женщин ожидают возмещения потерь, причиненных Холокостом. Если у вас не будет детей, нацисты победят. Я это чувствую. Они хотят стереть нас с лица земли, и мы не должны это допустить. Как же я могу думать о том, чтобы не иметь детей, и тем самым эгоистично способствовать нашему вымиранию? Да, мне действительно нет дела до того, что человечество погибнет.

Вместо того чтобы увеличивать население мира, не лучше ли сказать: мы же вынесли урок из нашей истории, познав крайние формы жестокости, садизма и зла. И в знак протеста мы не станем делать больше людей – не станем рожать еще сто лет! – в отместку за преступления против нас. Отказавшись порождать новых агрессоров и новых жертв, наши лона сделают доброе дело.

Прошлым вечером я обедала со школьной подругой по имени Либби. Она недавно узнала, что беременна, и эта новость совсем ее не обрадовала. Отношения у нее были несерьезные, но внезапно все переменилось. Они стали присматривать квартиру. Пока Либби говорила, я вдруг увидела, что ребенок может стать ловушкой для нее и ее нового бойфренда – ловушкой новой жизни. Вокруг нее уже выстраивалась, как растущий город, архитектура. Устремлялись вверх небоскребы: новый бойфренд, новый ребенок, новые родственники, новый дом. В ней рос ребенок, а вокруг нее возводились стены.