Чимаманда Адичи - Лиловый цветок гибискуса

— Не знаю, вернусь ли я к учебе, когда университет снова откроют. Хочу сначала родить ребенка. Ведь dim женится на мне не для того, чтобы приходить в пустой дом, — добавила она с высоким девчачьим смехом. Перед уходом бывшая студентка записала адрес тетушки Ифеомы, чтобы прислать ей приглашение.

После ухода гостьи тетушка Ифеома немного постояла, глядя на дверь.

— Ну, она никогда не отличалась особенным умом, поэтому мне не стоит расстраиваться, — наконец задумчиво заявила она.

— Мама! — со смехом упрекнула ее Амака.

Курица подала голос. Она лежала на боку, потому что ее ноги были связаны.

— Обиора, пожалуйста, зарежь эту курицу и положи в морозилку, пока она не похудела. Нам нечем ее кормить, — сказала тетушка Ифеома.

— На прошлой неделе слишком часто отключали свет. Я предлагаю съесть курицу сегодня, — сказал Обиора.

Тетушка выразительно помотала головой. Обиора продолжил:

— Предлагаю компромисс: сегодня съесть половину, положить вторую в морозилку и молиться о том, что включат электричество и она не испортится. Но вот резать…

— Договорились, — сказала тетушка Ифеома.

— Я могу прирезать курицу, — сказал Джаджа, и все посмотрели на него.

— Nna т , ты ведь никогда ничего подобного не делал, да? — спросила тетушка.

— Нет, но мне несложно.

— Хорошо, — сказала тетушка, и я посмотрела на нее с изумлением. Как легко она согласилась! Она что, так отвлеклась на мысли о студентке? Неужели она действительно считает, что Джаджа способен убить хотя бы курицу?

Я пошла за Джаджа на задний дворик и видела, как ловко он прижал ногой крылья и отвел курице голову назад. Лезвие ножа блестело под лучами солнца. Курица перестала кудахтать, наверное, смирившись с неизбежным. Я не стала смотреть, как Джаджа будет перерезать покрытую перьями шею, но не ушла, и потому мне довелось увидеть, как курица танцует лихорадочный танец смерти. Обезглавленная, она хлопала серыми крыльями в красноватой грязи, извивалась, вскакивала и падала, пачкая перья. А потом замерла. Джаджа взял ее и опустил в таз с горячей водой, который принесла Амака. В действиях брата была удивительная сосредоточенность и холодная пугающая целеустремленность.

Он начал быстро ощипывать перья и не произнес ни слова, пока курица не превратилась в худую тушку с беловато-желтой кожей. Прежде я не знала, какая у курицы длинная шея.

— Если тетушка Ифеома уедет, я хочу уехать с ней, — сказал Джаджа.

Я ничего ему не ответила. Мне хотелось сказать так много и так много оставить несказанным. Откуда-то взялись два грифа: они сели на землю так близко к нам, что я могла бы схватить их, если бы прыгнула достаточно резко. Их голые шеи лоснились в лучах утреннего солнца.

— Видите, как близко подошли грифы? — спросил Обиора. Они с Амакой вышли через заднюю дверь и остановились там. — Им становится все труднее добывать еду. Сейчас никто не убивает куриц, и им не достается потрохов, — он взял камень и бросил им в грифов. Те взлетели и устроились неподалеку на ветвях мангового дерева.

— Дедушка Ннукву говорил, что грифы испортили свою репутацию, — сказала Амака. — В давние времена люди их почитали, ведь, когда они спускались, чтобы съесть внутренности животных, принесенных в жертву, это значило, что боги ее приняли.

— А в нынешние времена им должно хватать ума подождать, пока мы закончим с курицей, и только потом спускаться, — добавил Обиора.

Джаджа разделал курицу, Амака положила половину тушки в пакет, подготовив ее для хранения в морозилке. И тогда появился отец Амади.

Узнав о том, что он поведет меня заплетать косички, тетушка Ифеома улыбнулась.

— Вы делаете мою работу, святой отец, спасибо, — сказала она, — передавайте привет Мамаше Джо. И скажите, что я скоро приду делать прическу к Пасхе.

В палатке Мамаши Джо на рынке Оджиджи едва хватало места для нее самой и высокого стула, на котором она сидела. Я заняла маленький стул. Отец Амади стоял снаружи, там, где сновали тележки, поросята, люди и курицы, — его широкие плечи не помещались в палатке. Голову Мамаши Джо прикрывала шерстяная шапка, хотя пот выкрасил желтым подмышки ее блузы. По соседству занимались тем же ремеслом: женщины и дети переплетали, завивали и обвивали волосы шнурами. Перед палатками стояли, иногда подпертые сломанными стульями, деревянные таблички с кривоватыми надписями. Ближайшие ко мне гласили: «Мама Чинеду. Особый стилист по прическам» и «Мама Бом-Бой. Интернациональные волосы». Женщины и дети взывали ко всем проходящим мимо посетительницам рынка и тянули к ним руки:

— Заплетем ваши волосы!

— Сделаем вас красивой!

— Я вас хорошо заплету!

Чаще всего женщины отмахивались и шли по своим делам.

Мамаша Джо поприветствовала меня так, будто всегда заплетала мне волосы: я сразу получила статус особого клиента, как племянница тетушки Ифеомы. Мамаша хотела знать, как поживает тетушка Ифеома.

— Я не видела эту добрую женщину уже почти месяц. Если бы не твоя тетушка, я была бы голой, она отдает мне свою старую одежду. Я знаю, у нее самой не так много вещей. Она так старается, чтобы вырастить своих детей достойно. Край! Какая сильная женщина! — игбо Мамаши Джо звучал немного странно, часть слов пропадала, и мне трудно было понять ее рассуждения. Она сказала отцу Амади, что закончит через час, и, перед тем как уйти, он купил бутылку колы и поставил ее возле моего стула.

— Это твой брат? — спросила Мамаша Джо, глядя ему вслед.

— Нет, он священник, — мне хотелось добавить, что это тот, чей голос правит моими мечтами.

— Ты сказала — священник? Так он атец ?

— Да.

— Настоящий католический атец ?

— Да, — я задумалась, бывают ли не настоящие католические священники.

— И вся эта мужественность пропадет зря, — вздохнула Мамаша, осторожно расчесывая мои густые волосы. Отложив расческу, она распутывала непослушные пряди пальцами. Ощущение было странным, потому что до нее меня причесывала только мама.

— А ты видишь, как он смотрит на тебя? Это что-то да значит, говорю тебе.

— Да? — отозвалась я, потому что не знала, чего ждет от меня Мамаша Джо. Но та уже отвлеклась и что-то прокричала Мамаше Бом-Бой, сидевшей в ряду напротив. И потом, заплетая мои волосы в тугие косички, она, не замолкая, переговаривалась с Мамашей Бом-Бой и Мамашей Каро, которую я так и не увидела, потому что та сидела через несколько палаток от нас.

У входа в палатку Мамаши Джо стояла накрытая тряпкой корзина. Внезапно она зашевелилась. И наружу показалась коричневая витая раковина. Я чуть не подпрыгнула на месте: я не знала, что корзина была полна живых улиток, которыми торговала Мамаша Джо. Она встала и запихнула улитку обратно в корзину, бормоча: