Чимаманда Адичи - Лиловый цветок гибискуса

Когда мы вернулись на террасу, я увидела, как во двор въезжает машина отца Амади. Обиора увидел это тоже и со смехом спросил:

— Мне кажется, или святой отец приезжает к нам чаще, когда здесь Камбили?

Он и Амака все еще смеялись, когда отец Амади преодолел несколько ступеней, ведущих на террасу.

— Я знаю, что Амака говорила обо мне секунду назад, — сказал он, подхватывая Чиму на руки. Отец Амади стоял спиной к заходящему солнцу, которое было красным, словно от стеснения, и в этом свете его кожа сияла.

Я наблюдала, как льнет к нему Чима, как светятся глаза Обиоры и Амаки, когда они смотрят на него. Амака расспрашивала его про миссионерскую работу в Германии, но я не поняла большей части того, что она говорила. Я и не слушала. Меня переполняло столько разных чувств, что у меня все сжималось и скручивалось в животе.

— Ты когда-нибудь видела, чтобы Камбили драконила меня так, как ты? — спросил Амаку отец Амади. Он смотрел на меня, и я понимала, что он сказал это, чтобы вовлечь меня в их разговор, чтобы привлечь мое внимание.

— Белые миссионеры привезли нам своего Бога, — говорила Амака. — Который имел кожу того же цвета, что и у них, понимал их молитвы на их языке, был понятен им и совместим с их ценностями. А теперь, когда нам приходится везти им их же собственного бога, может, нам стоит кое-что отредактировать?

Отец Амади усмехнулся и ответил:

— В основном мы ездим в Европу и Америку, где церковь постоянно теряет священников. Поэтому, к сожалению, мы не найдем там туземцев, которых требуется умиротворять.

— Отец Амади, будьте серьезны! — рассмеялась Амака.

— Только если ты попытаешься быть такой, как Камбили, и не будешь мне так докучать.

Зазвонил телефон, и перед тем как пойти в квартиру, Амака скорчила рожицу. Отец Амади сел рядом со мной.

— Ты выглядишь обеспокоенной, — сказал он. Я не успела ответить, как он протянул руку, шлепнул меня по голени и, раскрыв ладонь, показал мне раздавленного окровавленного комара. Оказывается, он сложил ладонь лодочкой, чтобы, не причинив мне боли, убить кусачее насекомое. — А он выглядел таким счастливым, питаясь тобой, — отец Амади весело улыбнулся.

— Спасибо, отец.

Он снова протянул руку и пальцем стер кровавое пятно с ноги. Палец показался таким теплым и живым! Я не заметила, как ушли мои кузены, и на террасе стало так тихо, что было слышно, как стекают капли с листьев деревьев.

— Расскажи, о чем ты думаешь, — попросил он.

— Это не важно.

— Твои мысли всегда будут важными для меня, Камбили.

Я встала и вышла в сад. Сорвав несколько желтых цветов алламанды, я надела их на пальцы, как это делал Чима. Цветы были влажными и создавали впечатление надетой на руку ароматной перчатки.

— Я думала об отце. Я не знаю, что с нами будет, когда мы вернемся домой.

— Он звонил?

— Да. Джаджа отказался подходить к телефону, я тоже не пошла.

— А тебе хотелось? — мягко спросил он. Этого вопроса я от него не ожидала.

— Да, — прошептала я, чтобы Джаджа не услышал, хотя его не было рядом. Мне действительно хотелось поговорить с папой, услышать его голос, рассказать о том, что я ела и о чем молилась, чтобы услышать его одобрение, чтобы вызвать у него широкую улыбку, от которой у его глаз образуются морщинки. И в то же время, я не хотела разговаривать с ним. Мне хотелось уехать с отцом Амади или с тетушкой Ифеомой и никогда не возвращаться назад. Но всего этого я рассказывать не стала, а перечислила то, что меня пугало:

— Занятия в школе начинаются через две недели. Тетушка Ифеома к тому времени может уже уехать. Я не знаю, что мы будем делать. А Джаджа об этом ничего не говорит.

Отец Амади подошел ко мне и остановился так близко, что если бы я выпятила живот, то могла бы его коснуться. Он взял мою руку в свою и осторожно снял с одного пальца цветок, чтобы надеть его на свой палец.

— Ваша тетушка считает, что вам с Джаджа надо перейти в школу-интернат. Уже с этого полугодия. На следующей неделе я еду в Энугу, хочу встретиться с отцом Бенедиктом и поговорить с ним, убедить его в правильности такого решения. Я знаю, что ваш отец к нему прислушивается. Все будет хорошо, inugo ! [141] Ты меня слышишь ( игбо ).

Я кивнула и отвернулась. Я верила в то, что все будет хорошо, потому что он так сказал. И я вспомнила занятия по катехизису и как мы хором произносили ответ на вопрос: «Потому, что он так сказал, а его слово — истина!» Правда, я не помнила вопроса.

— Посмотри на меня, Камбили.

Я боялась посмотреть в его теплые карие глаза, боялась покачнуться и обвить руками его шею и сплести за ней свои пальцы. И никогда не отпускать. Я обернулась.

— Это тот цветок, из которого можно пить сладкий нектар? — спросил отец Амади. Он снял цветок с пальца и теперь внимательно рассматривал его желтые лепестки.

— Нет, это у иксоры вкусный нектар, — улыбнулась я.

— Ой, — он скорчил гримасу и выбросил цветок.

А я засмеялась. Я смеялась потому, что алламанда была такой желтой. Я смеялась потому, что представила, каким горьким показался бы густой беловатый сок этих цветков, если бы отец Амади решил его попробовать. Я смеялась потому, что глаза отца Аманди были такими темными, что я видела в них свое отражение.

В тот вечер, принимая душ из наполовину наполненного дождевой водой ведра, я старалась не мыть левую руку, которую так нежно держал отец Амади, когда снимал с пальца цветок. И я не грела воду, потому что боялась, что кипятильник лишит ее аромата неба. Я пела в ванной. В чаше ванны было много червей, но я не трогала их, а наблюдала, как вода уносит их в сливное отверстие.

После ливня подул прохладный ветер, и стало так свежо, что я надела свитер, а тетушка Ифеома — рубашку с длинными рукавами, хотя по дому она обычно ходила в одной накидке. Мы все сидели на террасе и разговаривали, когда показалась машина отца Амади.

— Святой отец, вы же сказали, что будете очень заняты сегодня, — удивился Обиора.

— Я все время так говорю, чтобы оправдать свою зарплату, — ответил отец Амади. Он выглядел уставшим. Он протянул Амаке лист бумаги, на котором, как он сказал, написаны несколько разумно-скучных имен. После того как епископ использует это имя во время ее конфирмации, она может больше ни разу о нем не вспомнить. Ей нужно всего лишь выбрать одно из имен, и тогда он уедет. Проговаривая все это, отец закатывал глаза и произносил слова мучительно медленно. Но Амака, хоть и смеялась, списка у него не взяла.

— Я же сказала вам, Святой Отец, я не возьму английское имя, — сказала она.

— А я спрашивал тебя почему?

— А почему я должна это делать?

— Потому что это так делается. Давай сейчас отложим споры о том, что правильно и неправильно, — попросил отец Амади, и я заметила, что у него под глазами пролегли тени.