Вацлав Михальский - Мир тесен

— Не понимаю, что тебе пришло в голову, почему ты раздумал ехать?

— Да я же не готовился, так только, учебники перелистал, и вообще не к сроку…

— Почему? — настороженно спросил Алимов и неестественно засмеялся. — Уж не меня ли собрался опекать? Дошли слухи?

— Давай-ка лучше спать, — предложил Слава, понимая, что Алимова сейчас больше всего мучает уязвлённое самолюбие и разговор у них не получится.

Они улеглись и долго делали вид, что уснули, притворяясь до тех пор, пока не уснули на самом деле.

Проснулся Слава в шестом часу утра. Быстро оделся и, пока Сергей Алимович спал, ушел в редакцию. «Надо что-то делать, к Алимову не подступись, он, как еж, сразу иголки выпускает. Толя — опытный журналист, он должен подсказать». В редакции уборщица мыла полы, Слава повернулся и пошел домой к Смирнову. Подойдя к калитке и увидев Варю, смутился.

— Шеф спит? — спросил он виновато улыбнувшуюся ему Варю.

— Сейчас сбужу.

В трусах и в майке на крылечко вышел Смирнов.

— Что случилось, старик? Почему вернулся?

— Так. Передумал. Вот за советом пришел. Как нам помочь Алимову?

— Мёртвое дело, старик. «Главного» не переспоришь, кремень характер. Отношения я с ним портить не собираюсь. Пусть Алимов забирает шмотки и сматывается на другую стройку. Между прочим, точно говорю, тут его песенка спета.

— Да, что вы, Толя! — Слава даже не заметил, что назвал Смирнова по имени.

— Чудак-человек, характер «главного» я знаю. Не такие, как Алимов, зубы ломали, говорю, мертвое дело! Пусть документы забирет и айда!

— Нет, так нельзя. Надо что-то придумать.

— Говорю тебе, старик, брось. Я умываю руки и тебе не советую. Говорю, характер у «главного» такой, что ему никто мозги не вправит. Он же фигура! Орёл! А Алимов, между прочим, сам виноват, много на себя берёт, я его предупреждал. Варь, дай кваску, — Смирнов потянулся, почесал грудь, сладко зевнул. — Ты, старик, на первую полосу заметулю отстукай, а я ещё часок придавлю.

…Слава долго бесцельно бродил по посёлку. Когда он, наконец, пришёл в редакцию, рабочий день был в разгаре. Слава открыл дверь и остановился на пороге: комната была полна девушками.

— Я вам говорю, бросьте вы эту коллективщину, — возбужденно кричал Смирнов, — между прочим, не митингуйте. Уволили, значит были основания, — у нас людьми не разбрасываются. Алимов, между прочим, не маленький: сам за себя постоит. Что вы саботаж устраиваете? За это по головке не погладят!

— Так это же произвол! Вчера лучшим работником был, вы же сами о нем писали, соловьём разливались, а сегодня — сдавай дела, — кипятилась маленькая черноглазая, черноволосая девушка, старшая лаборантка Алимова.

— Ради всего святого, надо же разобраться, — пожала плечами Люся.

— Мы все уйдём, если его уволят! — крикнула высокая полная девушка.

— Я прошу, в конце концов, дать мне возможность работать, — поднимаясь из-за стола, важно сказал Смирнов. Встретившись глазами со Славой, он покраснел, но назидательного тона не переменил. — Между прочим, вы уже час рабочего времени потеряли, а вас двадцать, значит двадцать часов.

— Да что вы нам нотации читаете, мы к вам за помощью пришли, а вы… Тот еще эк-зем-пляр-чик, — презрительно выговорила старшая лаборантка. — Пошли, девочки!

— Ты с нами? — спросила Люся у Славы.

— Конечно.

Всю дорогу девушки наперебой рассказывали Славе, какой Алимов замечательный человек.

— Ему квартиру давали в постоянном поселке, а он Семёновым уступил, сам до сих пор в вагончике ютится.

— Я знаю, девочки, что он хороший, вы «главному» это скажите, — засмеялся Слава.

В приёмной «главного» было тихо и прохладно. На стуле возле двери, картинно закинув ногу за ногу, сидел Сашка.

— О-о! Явление Христа народу! Алимова пришли выручать? Молодцы! Я хоть по другому вопросу, но из-за солидарности пойду с вами, я — ваш! Любочка просила меня покараулить приёмную, а мы, пока её нет, ввалимся. — И Сашка, широко отворив дверь кабинета, спросил:

— Можно?

Получив утвердительный ответ, он пропустил вперёд вдруг растерявшихся, сконфузившихся девушек, Славу и вошел сам.

— Делегация? — «Главный» приподнял красивые брови. — Пожалуйста, рассаживайтесь. Чем могу служить? — Он ослепительно улыбнулся. — Слушаю вас.

Последовало долгое и неловкое молчание, каждый просил глазами товарища начать разговор первым, и никто не решался.

— Ну? Прошу.

— Мы по делу Алимова, — сказал Слава, — мы считаем, что его неправильно уволили, так не бывает.

— А как бывает? Простите, вы кто?

— Владислав Вишневский, литсотрудник многотиражки.

— Представитель прессы. Очень приятно. А девушек с собой зачем привели?

— Это сотрудницы Алимова, они… возражают.

— Ах, возражают! Понятно.

— Знаете, какой он хороший! — жалобно сказала старшая лаборантка и заплакала.

— Не спорю, может быть. Вполне возможно. Но как руководитель важного участка работ он нас не удовлетворяет, ясно?

— Да почему же! — возмутился Сашка. — На всех совещаниях всегда хвалили, а теперь? Уволите Алимова — и я со стройки уйду, ищите другого, — сказал Сашка, уверенный, что этим заявлением он, как щитом, прикрывает Алимова, и теперь «главный» так просто с ним не разделается. — Минуты не задержусь, сейчас же напишу заявление.

— Он уже уволен, а вы… Что ж, не возражаю. Угроз не терплю. Пишите — подпишу не глядя. — «Главный» пододвинул Сашке блокнот, протянул авторучку.

— У меня своя есть. — Сашка гордо выпрямился, достал из нагрудного кармана авторучку, на минуту задумался в красивой позе — двадцать пар женских глаз неотрывно наблюдали за ним, Сашка помнил об этом, — и стал писать. Написав, вырвал листок из блокнота, протянул «главному». «Главный» наложил резолюцию.

— Можете передать заявление в отдел кадров.

Сашка тщательно сложил листок вчетверо, сказал «гуд бай», лукаво подмигнул девушкам:

— Сегодня даю банкет! — И вышел.

Девушки беспомощно оглянулись на Славу.

— Одну минутку, — сказал «главный». Позвонил. Вошла секретарша.

— Дайте мне приказ об увольнении Алимова… Это не положено, но, раз вы пришли, я ознакомлю вас с приказом.

«Главный» прочёл приказ вслух.

— Вот так. Ну, а теперь — работать, вы уже и так полдня потеряли. Пресса довольна? — Он насмешливо взглянул на Славу.

— Девочки, что делать будем? — спросил Слава, когда вышли на улицу.

— В «Комсомольскую правду» писать надо, — стараясь скрыть слёзы, воскликнула Люся.

— А что напишешь — уныло спросила старшая лаборантка. — Мы ведь не все знаем.

Слава пошёл в редакцию, но передумал и свернул к Станиславе Раймондовне.

В маленькой комнате Станиславы Раймондовны стояла узкая железная кровать, накрытая стареньким байковым одеялом. На одеяле лежала большая плюшевая обезьяна. В углу — кухонный шкафик, дальше — стол со стопкой книг; над столом — портрет Чехова, у окна в кадке — китайская роза с густой кроной зеленых блестящих листьев, раскидистая и ухоженная.