Олег Суворов - Любовь Сутенера

— Послушал бы тебя мой исповедник, так в ужас пришел бы от подобного богохульства! — дождавшись паузы, заявила Наталья, постоянно носившая на груди маленький золотой крестик.

— А никакого богохульства тут нет! Кроме того, зачем же доверять священнику, а, допустим, не писателю? Подумай сама — кто из них ближе к богу? Священником твой исповедник стал только потому, что на него навесили рясу и чем-то там покропили, а писателем человек становится потому, что в нем есть искра божья. Ну и кто из них ближе к Всевышнему?

Наталья не смогла ничего возразить, и «сеанс» продолжился. Часа полтора прошли очень даже неплохо, но потом я снова затосковал. Причем до такой степени, что даже оделся и вышел на улицу, оставив девчонок пьянствовать в одиночестве. Мне просто необходимо прогуляться по свежему воздуху и побыть одному. И как-то незаметно ноги принесли меня к пруду, по льду которого скользила одинокая фигуристка в вязаной шапочке с белым помпоном. Время от времени она подъезжала к своему спутнику, стоявшему у самой кромки с бутылкой шампанского в руках, выпивала бокал и снова начинала кружиться — загадочная, стройная и веселая, как булгаковская Маргарита — кстати, пылкая мечта любого сексуально озабоченного графомана.

Расстояние было слишком велико, поэтому я не мог разглядеть ее лица, но в тот момент без колебаний побился бы об заклад, что она была прекрасна. По темному силуэту ее спутника нельзя было распознать, кто это — муж, друг, любовник, — но холодная ревность почему-то вцепилась мне в сердце. И вся эта сцена показалась символом чужого, уже недоступного мне юного счастья, символом чего-то безвозвратного, необратимого, невыносимого… Что меня ждало дальше? Тяжелое пьянство в компании украинских шлюх? А на следующий день — пьяная Катюха, которая немедленно потребует опохмелиться?

Закурив, я продолжал ходить вдоль пруда, думая о том, что в моей жизни каждое время года имеет свою неповторимую пленительность. Например, весна прочно связана в памяти с образом семнадцатилетней школьницы, быстро идущей по двору в форменном коричневом платье с белым фартуком. Светлые пушистые волосы завязаны сзади в длинный хвост бело-розовой лентой, изящная рука с розовыми ноготками задорно покачивает портфелем, а зеленые глаза смотрят весело, но чуть исподлобья, словно бы спрашивая: «Ну, и как я, по-вашему, хороша? Нет, скажите правду, хороша?»

Сколько раз на уроках я украдкой заглядывал под соседнюю парту, чтобы с ощущением сухости в горле и учащенным сердцебиением полюбоваться ее округлыми, неплотно сдвинутыми коленями; сколько раз на физкультуре отыскивал глазами ее ладную фигурку в темно-синих спортивных трусиках и белой футболке! А как же безумно я волновался, когда украдкой выписал из классного журнала ее домашний телефон и решился первый раз позвонить! До сих пор удивляюсь, как мне удалось пережить тот чудовищный стресс… Сегодняшняя молодежь в этом плане чувствует себя гораздо свободнее и раскованнее, чем мы — несчастные жертвы ханжески пуританского воспитания глухих советских времен. Впрочем, в этом сочетании взволнованной целомудренности с адским буйством юношеского вожделения была ни с чем не сравнимая прелесть, хотя по-настоящему ее можно было оценить только сейчас, ретроспективно, когда все уже скрылось в невозвратимо-далеком прошлом.

И символ весеннего счастья оказался для меня запечатлен в памяти губ, которыми я пылко и неумело прижимался к ее трепетно-нежным тубам, когда мы на несколько минут уединились в гулком, пустом и полутемном спортзале, что находился прямо напротив зала актового, где гремела дискотека выпускного вечера. Сейчас бы я не задумываясь подарил сто баксов той нерадивой школьной уборщице, которая забыла запереть спортзал и тем самым облагодетельствовала меня воспоминанием о самом чудном на свете первом поцелуе…

Воспоминания о студенческих летних каникулах возбуждают меня сильнее любых других. Это была самая чудная пора для чувственной любви — пора накопления опыта и совершения безумных ошибок, когда буйная юношеская страсть постепенно входит в берега терпеливого умения смаковать самые пикантные детали. Именно тогда знаменитая библия страсти — «Камасутра» — пользуется наибольшим успехом, поскольку хочется перепробовать все на свете.

Помню, как после окончания второго курса я поехал в подмосковный стройотряд сооружать какой-то коровник, причем поселили нас чуть ли не в хлеву. Девушек было мало, но к тому времени я уже был отъявленным ловеласом и не боялся никакой конкуренции. Вскоре мне удалось соблазнить одну из своих сокурсниц. Красавицей ее было не назвать, но фигурка отличалась чудесной стройностью, а темперамента и любопытства было хоть отбавляй! Мы убегали со стройки порознь и встречались в лесу, где нашли крохотную, залитую солнцем и устланную пружинистым мхом полянку размером с канцелярский стол. Едва ли можно представить себе более дивный кусочек рая! Стоя в центре этой полянки мы быстро раздевали друг друга, а потом опускались на мох и предавались самым безудержным и бесстыдным ласкам. До сих пор я отчетливо помню невероятно возбуждающий запах ее загорелой горячей кожи, к счастью, не отравленный никакими духами или дезодорантами. А от воспоминаний об упругости ее гладких бедер у меня до сих пор теплеют ладони…

Ну, а осень — это самое подходящее время для глубоких романтических чувств, которые приходят на смену эротичной юношеской влюбленности. Именно осенью, возвращаясь из гостей, я и познакомился с самой красивой и элегантной женщиной в своей жизни. Это была жгучая брюнетка в светлом плаще и изящных белых сапожках. От каждой из любимых мной женщин у меня оставалось лишь одно, самое яркое воспоминание, а потому можно сказать, что в одноклассницу я влюбился за ее трепетные полудетские губы, в однокурсницу — за аромат ее смуглой бархатистой кожи, а в эту элегантную красавицу — за самоуверенный стук ее каблуков.

Я догнал ее на пустынной улице, весело и непринужденно заговорил, и она столь охотно и дружелюбно ответила, что меня охватило волнующее предчувствие скорой победы. И действительно, проводив ее до дома, я остался у нее на всю ночь, после чего не только не успокоился, но влюбился не на шутку. Моя чудная красавица была замужем за человеком намного старше себя, который в тот момент преподавал где-то в Америке, но должен был вскоре вернуться. Прошла всего неделя, и как же глубоко я обманулся в отношении ее чувств ко мне! Стоило заговорить о будущем, как она невозмутимо заявила, что «очень дружит» со своим мужем и не собирается «отравлять ему жизнь разводом». Именно тогда я впервые понял, как жестоко могут играть нами даже те женщины, которых мы сами соблазняем играючи, из любви к пикантным приключениям. Я был настолько огорошен ее отказом, что искренне изумлялся глубине своих переживаний, на смену которым спустя два года пришла очередная влюбленность — на этот раз в Марину…