Олег Суворов - Любовь Сутенера

— Боюсь, что так.

— В таком случае будем считать, что мое предложение вами отвергнуто.

— И с этим я согласен.

Чувствуя, что разговор окончательно зашел в тупик, я уже начал подниматься с места, когда раздался долгожданный телефонный звонок.

Куприянов небрежным жестом взял со стола мобильник, нажал кнопку отзыва и, едва услышав голос своего абонента, немедленно расплылся в улыбке:

— Здравствуйте, драгоценная Елена Борисовна. Очень рад вас слышать…

Я учтиво поклонился, получив в ответ снисходительный взмах руки, и удалился из кабинета, пряча лукавую усмешку. Молодец, девушка, вот с ней-то можно иметь дело!

Нет, но какое же счастье, что я не чиновник и надо мной нет «тупорылого» начальства!

Что касается Куприянова, то он хотя и решил поиграть в оппозицию, но не желал переигрывать, явно опасаясь участи того самого олигарха, к которому я когда-то возил Катюху. В настоящий момент этот олигарх по-прежнему сидел в тюрьме, вот только настроение его заметно изменилось! Поначалу он пытался хорохориться, изображая из себя чуть ли не Герцена и предаваясь глубокомысленным размышлениям о «крахе российской либеральной идеи». Прямо «Васисуалий Лоханкин и трагедия русского либерализма»! Когда же понял, что судебный процесс будет доведен до обвинительного приговора, явно сломался, и тон его писем, «верховный» адресат которых был для всех очевиден, приобрел жалобный оттенок — нечто вроде: «Дяденька, простите, я больше так не буду!» Наконец он докатился до полного идиотизма, уверяя, что приход к власти старых маразматиков из коммунистической партии и молодых упитанных проходимцев из партии «ура-патриотической» неизбежен и необходим для будущего блага России. Нашел, тоже, спасителей Отечества, мыслитель лефортовский!

Кстати, когда человек ударяется в самое кондовое морализаторство, то перестает улыбаться.

После Куприянова я немедленно направился в клуб, чтобы забрать вещи из своего рабочего кабинета. Настроение, естественно, было прескверным — этот гладкий кабан опять обошелся со мной по-свински! А я-то еще искренне рассчитывал на его помощь… Каким же надо быть наивным, чтобы в нашей стране рассчитывать на помощь «государственных мужей» — не важно, отставных или ныне действующих. Такое ощущение, что государственная служба каленым железом вытравляет из них элементарные человеческие качества, главным среди которых является элементарная порядочность.

И все-таки как досадно покидать столь чудесный кабинет, так и не успев обжить его до конца и даже не поимев на обширной поверхности стола хоть одну из подчиненных тебе путан! Пока я горестно раскуривал сигару, оставленную мне в подарок Александром, сидя при этом в роскошном кресле и закинув ноги на стол, раздался звонок по селектору.

— Привет, Серега. Тебя тут какая-то молодая дама активно домогается, — послышался веселый голос моего теперь уже бывшего помощника.

— А что ей нужно?

— Не знаю. Говорит, что твоя хорошая знакомая. И даже добавляет, что очень хорошая.

— Ну, если она такая хорошая, то впусти.

Хорошей знакомой, к моему искреннему изумлению, оказалась не кто иной, как Катюха! Кажется, мне от нее уже никогда не избавиться, даже если я выберу себе работу торговца шмотками на вещевом рынке!

— Чего тебе? — холодно спросил я, даже не подумав переменить позу.

— Ты еще на меня сердишься? — без малейшей тени смущения, зато в своей обычной вкрадчивой манере поинтересовалась эта негодница.

— Какого черта задавать идиотские вопросы! Убирайся к своему Фемистоклу!

— Ну вот, я так и думала, что сердишься, — без разрешения садясь напротив меня и одергивая платье на коленях, обтянутых моими любимыми черными чулочками, проворно заговорила Кэт. — Ты просто не понимаешь мою ситуацию. Бедный Феня такой слабый и несчастный. У него сейчас мать лежит в больнице с высоким давлением, а у самого желудок больной. Может, он даже умрет скоро…

— Одной сволочью меньше!

— Зачем ты так говоришь?

— А ты что меня — разжалобить пришла? Совершенно напрасно. Говори лучше прямо — чего тебе от меня нужно? Однако на многое не рассчитывай — не те времена!

— Деньги на сына нужны, — не стала лукавить Катюха, — возьми меня к себе на работу!

— Кем, интересно? Для стриптизерши ты уже старовата, да и фигура, уж извини за откровенность, не та, официанток у меня и без того полный штат.

— Ну, хоть кем-нибудь! Ради тебя я даже готова бросить Феню!

— Надолго ли?

— Как скажешь.

— Поздно, старушка, — и я с шумом выдохнул в потолок большой клуб сигарного дыма, — меня самого уже уволили, так что взять я тебя никуда не смогу.

— Правда? — огорчилась она.

— Правда. А вот что касается разового вспоможения… — Я посмотрел на ее вызывающий наряд и яркую косметику — удивительное дело, сколько пьет, но при этом не дурнеет! — после чего полез в карман за бумажником.

Катюха внимательно следила за тем, как я достал сто баксов и попутно освободил поверхность стола.

— Ты чего это?

— Снимай трусики и залезай на стол, — скомандовал я, помахивая в воздухе вожделенной купюрой. — Это единственное, чем я могу тебе помочь в данной ситуации. Не хочешь — дверь позади тебя.

— Почему же не хочу?

Катюха проворной тигрицей вскочила с места и проворно выполнила обе вышеперечисленные команды: во-первых, мгновенно содрала трусики, беззаботно бросив их на ближайший стул; во-вторых, без малейшего стеснения раскинувшись в самой развратной позе, которую только можно было придумать. Мне так нравилось ее розовое, ароматное, теплое устье, что я даже немного поласкал его губами и лишь затем надел презерватив и оказался внутри рая.

В продолжение всего процесса Катюха буровила меня странно-любопытствующим взором, который я уже неоднократно у нее замечал и который представлял для меня совершеннейшую загадку. Интересно было бы узнать: о чем она думает в тот момент, когда ее активно трахают, поскольку в этом ее взгляде прочитать ничего было невозможно.

И вообще сочетаться взглядами в то самое мгновение, когда сочетаешься гениталиями, — занятие не для слабонервных. Мне, правда, интереснее следить за работой последних — обожаю порнографию! — чем разгадывать, о чем в этот момент думает лежащая подо мной женщина.

Как было здорово входить своим упругим «жезлом страсти» в ее податливое розовое лоно — и это при том, что она ничего особенного не делала и лишь изредка слегка постанывала. Все получилось чудесно и замечательно, как всегда, — какая же она все-таки сладкая женщина! — и я вновь разнежился, а потому если начинали мы как враги, то закончили уже самыми нежными друзьями.