Олег Суворов - Любовь Сутенера

— Посмертной благодарностью от банка, взявшего на себя расходы по похоронам! И знаешь почему? Оказывается, пока Анна дралась с грабителем, кассирша успела соскользнуть со стула и скрылась в подсобном помещении, откуда вызвала милицию. Та приехала ровно через семь минут, но застала лишь два трупа — охранника и моей жены. Потом оказалось, что своим идиотско-геройским поведением она предотвратила ограбление почти на миллион долларов! До сих пор ей этого простить не могу! — Он нервно раскурил новую сигару, после чего нехотя улыбнулся и предложил: — Ну что, пойдем знакомиться с персоналом?

— О’кей, — кивнул я, заранее предвкушая роскошное зрелище и при этом обдумывая судьбы собственных подопечных.

Девчонки, разумеется, были как на подбор, да еще с явными артистическими данными, поэтому на первых порах я взял из своей фирмы только троих — Лену и Наталью в качестве эротических официанток, а Милену, неожиданно продемонстрировавшую недюжинные танцевальные способности, — в качестве непосредственно стриптизерши. Оказывается, эта начинающая поэтесса умела не только слагать рифмы, но и чертовски аппетитно вертеть задом! Жаль только, что стихи она об этом почему-то не писала, предпочитая иные темы: соловьи, розы да «рассветы в нежных объятиях любимого»…

Остальные девушки должны были пока работать у Анатолия, тем более что я слишком хорошо помнил, чем закончился мой первый и не слишком удачный опыт сотрудничества с господином бывшим премьер-министром, а потому решил оставить себе «запасной аэродром».

Что касается Катюхи, то она недолго выдерживала роль заботливой сиделки и, как только ей окончательно надоело торчать дома, сбежала от меня к тому самому Фемистоклу! Когда она, естественно пьяная, позвонила именно от него, то я пришел в такую дикую ярость, что потребовал от нее забыть мой телефон. Тем же вечером и с тем же Анатолием я вновь отправил ей ее вещи — и на этот раз успешно! Так что теперь я был совершенно свободен, однако это меня ничуть не радовало. Более того, порой по ночам одолевали отвратительно коварные мысли об упущенном счастье и отвергнутой любви, что отнюдь не улучшало настроения, зато гарантировало бессонницу.

Вскоре после нашего окончательного разрыва с Катюхой, и именно во время очередной бессонницы, у меня раздался телефонный звонок. Звонил какой-то явно немолодой мужик — и, разумеется, в дупелину пьяный. Он представился Василием и, глупо хихикая, заявил, что хотел бы побеседовать с «товарищем по несчастью».

— Какому еще несчастью и кто вы, собственно, такой? — холодно осведомился я, тем более что в тот момент был абсолютно трезв, если не считать немалой дозы снотворного.

— Как, разве Катюха тебе обо мне не рассказывала? Я — тот самый Василий, на которого «шестерил» Фенька и к которому она ушла — сначала от меня, а теперь вот от тебя.

— А, вот даже как… Интересно, — сразу меняя тон, заговорил я, — но откуда же ты узнал, что она меня бросила?

— Так она сама мне сегодня звонила полчаса назад и обо всем растрепала…

— Ну-ну, дальше!

— Я тебе вот что хочу сказать, братан, — плюнь ты на нее с самой высокой колокольни. Не стоит она таких мужиков, как мы с тобой. Я слышал, где ты теперь устроился, так что очень даже может быть, что свидимся лично.

«Порадовал, называется! Да лучше бы я свиделся с нашей незабвенной Катюхой!»

— Серьезно? Однако ты столько про меня знаешь, что приходится только удивляться.

— Не удивляйся, ибо я все про всех знаю. И про этого гребаного Феньку тоже. Ты только прикинь, Серега, на кого она нас променяла! Мы с тобой уважаемые люди, кое-чего добившиеся в этой жизни и способные содержать Катюху, а этот Фенька — тьфу, говнюк и ничтожество. В жизни ничего не достиг, маменькин сынуля, поэтому теперь ему только и остается, что водку жрать на халяву. Ты знаешь, что она его фактически содержит? Все, что своей п…дой зарабатывает, ему отдает, даже на сыне начала экономить.

— Нет, я ничего этого не знал.

— Ну так я тебе говорю. Я чувствую, ты мужик настоящий, способный и любить и ревновать как надо, а стоит мне этому слизняку свистнуть, как он сам мне ее обратно привезет. Да и ты можешь ее обратно увести, если сунешь ему на пропой минимум сто баксов.

— Так что же ты сам не свистнешь?

— Да я уже перегорел, и у меня теперь другая баба. Поэтому и тебе советую — плюнь на Катьку и заведи себе кого-нибудь получше и помоложе. А от этого мудака она уже успела забеременеть и даже аборт сделать, прикинь!

— Серьезно?

— Да не огорчайся ты так! Хочешь, мы вместе подъедем к этому извращенцу и вздрючим их обоих?

— Нет, не хочу.

— Ну, как знаешь… Кстати, — и тут он снова захихикал, — а знаешь, что он ее заставляет делать?

— Ну?

— То в рот ему поссать, то на лицо ей норовит подрочить, то просит мизинец в жопу засунуть!

От последней подробности меня едва не стошнило, тем более я так любил целовать ее руки, что иногда даже засовывал пальцы себе в рот! Какой кошмар!

Какое-то время мы еще поговорили, а потом дружески простились. Повесив трубку, я ошеломленно покачал головой, не в силах сразу осознать всей гнусности этого разговора.

Эх, Катя, Катя! Ну, какая же из тебя Кармен? Такие женщины любят красивых, умных или сильных, а ты почему-то полюбила «слизняка и извращенца»…

Возможно, это произошло потому, что ты испытывала с ним максимальный психологический комфорт — мы-то с Валерой чего-то от тебя требовали, например, не изменять слишком часто или меньше пить, в то время как этому Фемистоклу твое поведение было совершенно до лампочки и он предоставлял тебе полную свободу действий — лишь бы наливала, давала и кормила. В который уже раз поражаюсь — неужели тебе так тяжело соответствовать самым минимальным стандартам и хочется быть королевой среди мелкой уголовной сволочи, а не равной среди равных?

Но до чего же мне теперь горько и обидно! Лучше бы этот чертов Василий вовсе не звонил со всеми своими тошнотворными подробностями и советами! Странное дело — с одной стороны, хочется знать о любимой женщине как можно больше подробностей, пусть даже самого гнусного толка; с другой — именно они-то и приносят наибольшие страдания по сравнению с самым обыкновенным враньем.

Однако самое скверное состоит в том, что отомстить женщине за свое оскорбленное мужское самолюбие практически невозможно. Унизить ее или дать ей пощечину — значит унизить самого себя, ведь женщины — это слабый пол. А заставить их по-настоящему переживать можно единственным способом — влюбить в себя, а потом бросить. Но тогда и мстить будет не за что, ведь самый больной удар по мужскому самолюбию женщина наносит именно тогда, когда говорит: «Я люблю другого!»