Фрэнсис Бернетт - Как стать леди [litres]

– Могла бы я? О, дорогой ! – воскликнула она. – Да я о таком и мечтать не смела!

Это правда, подумал он, и мысль об этом добавила приятности моменту. Людей, которые могли бы потратить ту или иную сумму на что-то совершенно необязательное, на то, чтобы всего лишь потрафить собственному вкусу, не так уж и много. Он об этом никогда не задумывался, и сейчас, осознав этот факт, почувствовал благодарность к Эмили, поскольку она подарила ему новое ощущение.

– Что ж, займитесь этим, если вам так хочется, – сказал он. – Я как-то раз показывал это место архитектору, и он сказал, что для того, чтобы привести дом в порядок, сделать удобным, сохранив его старинный дух, потребуется около тысячи фунтов. На самом деле дом еще крепкий и его стоит спасти. Стены и трубы хорошо сохранились. Я об этом позабочусь, а вы доделаете все остальное по своему вкусу.

– Да, но старинные вещи стоят дорого! – забеспокоилась Эмили. – В наши дни на них большой спрос!

– Ну, не двадцать же тысяч фунтов они будут стоить! В конце концов, это фермерский дом, а вы – женщина практичная. Восстановите его. Разрешаю.

Эмили закрыла лицо руками. Вот что значит быть маркизой Уолдерхерст! Мортимер-стрит осталась где-то далеко в прошлом, она уже казалась нереальной. Эмили опустила руки и засмеялась даже чуть нервно.

– Я не знаю, как вас благодарить! Я не знала… Я и представить себе не могла, что есть люди, способные на такие чудесные поступки!

– Такие люди есть, – сказал он. – Вы – одна из них.

И тут она вдруг вспомнила, с чего начался весь этот разговор. Восторг ее мгновенно угас.

– О, как я могла забыть… – начала она. – Простите, забылась, потому что так обрадовалась! Когда дом будет готов и обставлен…

– А, вы об Осборнах? Что ж, мы позволим им там пожить, во всяком случае, несколько месяцев.

– Они будут так вам благодарны ! – с чувством воскликнула она. – Вы окажете им такое благодеяние!

– Я делаю это для вас, а не для них. Мне нравится вас радовать.

Она вышла, чтобы снять, наконец, шляпу, и глаза ее были полны слез благодарности за такую необыкновенную щедрость. Она еще некоторое время не могла успокоиться и все ходила и ходила по своей спальне, затем села, чтобы написать письмо миссис Осборн. Но потом снова вскочила и, подойдя к постели, встала на колени. Она вознесла хвалу Богу в тех же словах, в каких благодарила Его во время воскресной службы. Ее представления о Господе были простыми и незатейливыми. И она была бы поражена и даже испугана, если бы ей сказали, что она приписывает Всевышнему черты маркиза Уолдерхерста. Но во всяком случае, это ни в коей мере не умаляло ее набожности.

Письмо от леди Уолдерхерст принесли, когда Осборны завтракали в своей малосимпатичной гостиной на Дьюк-стрит. Тосты были жесткие и подгоревшие, яйца того сорта, которые продавались по шиллингу за полторы дюжины, сама квартира пропахла копченой селедкой, а капитан Осборн в очередной раз бранился по поводу выставленного хозяйкой еженедельного счета. Эстер вскрыла конверт с гербом на штемпеле. (Каждый раз, когда Эмили приходилось писать что-то на украшенной гербом бумаге, она краснела и чувствовала, что все это лишь сон и пора просыпаться.) Миссис Осборн и сама выглядела не лучшим образом. Эстер плохо себя чувствовала, нервничала, раздражалась, недавно она опять плакала и жаловалась, что лучше бы ей умереть, что вызвало очередную ссору с мужем, который был не в настроении терпеть «нервы».

– Мне письмо от маркизы, – заметила она, как бы тем самым высказав мужу презрение.

– А у меня от маркиза ничего нет, – ощерился Осборн. – Мог бы снизойти до ответа, хладнокровный мерзавец.

Эстер принялась читать свое письмо. К концу первой страницы выражение ее лица изменилось. Супруги уже прежде обсуждали эпистолярный стиль леди Уолдерхерст и сошлись во мнении, что он далек от блистательного и даже литературного, и все же миссис Осборн, судя по всему, была довольна прочитанным. Чем дальше она читала, тем явственнее на ее лице проступало удивление, превратившееся в конце концов в облегчение.

– Ну что я могу сказать? Это очень порядочно с их стороны, – выдохнула она. – Очень порядочно!

По-прежнему злой Алек Осборн поднял на нее хмурый взгляд.

– Что-то я не вижу никакого чека, – заметил он. – Вот это было бы по-настоящему порядочно. Я уже устал от этой чертовой хозяйки, которая выставляет нам счета за третьесортную еду и за эти ужасные комнаты, которые вообще десятого сорта!

– Это лучше, чем чек. Это означает, что нам достанется кое-что, заплатить за которое нам никаких чеков бы не хватило! Они предлагают нам пожить в прекрасном старом доме.

– Что?! – воскликнул Осборн. – Где?

– Рядом с Полстри-мэнор, там, где они сами сейчас живут.

– Рядом с Полстри? Насколько рядом? – до этого он сидел, лениво развалясь, а теперь подтянулся и придвинулся к столу.

Эстер снова просмотрела письмо.

– Она не пишет. Это какой-то старинный дом, называется Псовая ферма. Ты бывал в Полстри?

– Ну, не в качестве гостя, – в его голосе прозвучал сарказм, как всегда, когда он говорил об Уолдерхерсте. – Но как-то раз я случайно попал в ближайший городок и специально проехал через имение. Господи, Боже мой! – вдруг воскликнул он. – А вдруг это тот старый дом? Я тогда специально спешился и осмотрел его. Хорошо б это был он.

– Почему?

– Потому что он близко от большого дома, и это удобно.

– Ты полагаешь, мы сможем часто с ними видеться? – неуверенно спросила она.

– Если правильно все разыграем. Ты ей нравишься, а она из тех, кто будет квохтать над другой женщиной, особенно той, которая в чем-то нуждается и по поводу которой можно расчувствоваться.

Эстер катала ножом по скатерти крошки, на ее смуглых щеках проступил румянец.

– Я не собираюсь наживаться на… обстоятельствах, – угрюмо произнесла она. – И не стану.

Ею было нелегко управлять, Осборн уже не раз убеждался в том, что в ней крылось какое-то особое упрямство. И сейчас в ее глазах тоже появилось испугавшее его выражение. Жизненно необходимо было вернуть ей хорошее настроение. А поскольку Эстер была способна на теплые чувства и привязанность, а Алек был начисто этой способности лишен, он знал, как этого добиться.

Капитан Осборн переместился со своего стула на тот, что стоял рядом с ней, обнял ее за плечи и нежно произнес:

– Ну что ты, малышка, что ты! Бога ради, не сердись на меня. Думаешь, я не понимаю, что ты чувствуешь?

– Вряд ли ты в состоянии понять хоть что-то из того, что я чувствую, – сказала она, стиснув ровные белые зубы. В этот миг она более, чем когда либо, была похожа на индианку, а воспоминания о проведенных в Индии временах не доставляли ему никакого удовольствия. Он старался их от себя гнать, и такие ее превращения не добавляли ему любви и привязанности к ней.