Людмила Толмачева - Ягоды бабьего лета

— Пожалуйста, но почему ты меня спрашиваешь, а не Татьяну Федоровну?

— Я думала… Мне казалось, что вы не позволите Ане со мной дружить.

Люба задумчиво смотрела на девочку. Лина всегда отличалась не по годам развитым интеллектом. А характер ее был спрятан за семью замками, хотя главную его черту — независимость — Люба заметила давно. Лина никогда не шла на поводу ни у кого, даже у своей подруги Яны Крольчевской. Девочки дружили с первого класса, так как жили в одном доме и даже ходили в один детский сад. Но трудно было найти более не похожих друг на друга подруг, чем Лина и Яна. Яна — капризная красавица, избалованная родителями и повышенным вниманием одноклассников, вся на виду со своим тщеславием, стремлением к лидерству и ярким впечатлениям, ждущая от жизни только праздников, не терпящая рядом с собой конкуренток. Она и училась на пятерки только потому, что не хотела ни в чем уступать своей подруге Лине, которой учеба давалась легко в силу природного ума и воспитания. Лину растили мама и бабушка. Мама, редактор на телевидении, была занята с утра до вечера, поэтому главной в семье была бабушка. Педагог на пенсии, она отдавала всю свою нерастраченную любовь долгожданной внучке, появившейся на свет, когда ее маме было далеко за тридцать. Добрая, но требовательная, Софья Захаровна Горелик привила внучке любовь к книге и независимость мышления, умение отстаивать свою точку зрения и быть выше суетных мещанских интересов. Люба хорошо знала Линину бабушку, преподававшую много лет назад русский язык и литературу в их школе. Позже, когда Софья Захаровна была уже на пенсии и появлялась в школе из-за внучки, Люба, встретив ее в коридоре, обязательно беседовала с ней об учениках, школьной жизни, современных проблемах педагогики. Ей нравился живой, острый, парадоксальный язык старой женщины, ее не совсем обычные взгляды на жизнь, полное отсутствие бабьей тяги к сплетням, жалобам и лицемерному сочувствию.

— Вот что, Лина. Пойдем в мой кабинет и поговорим, — предложила Люба.

Они вошли в пустующий класс и сели друг против друга.

— Ты поссорилась с Яной? — напрямик спросила Люба.

— Я с ней не ссорилась. Просто мы… Мы давно уже не подруги.

— Когда ты это поняла?

— Давно. Еще в пятом классе.

— Почему же ты не рассталась с ней раньше?

— Я жалела ее.

— Ты ее жалела?!

Люба не ожидала услышать такое от семиклассницы. Впрочем, от Лины можно услышать и не это.

— Можно я задам тебе не очень приятный вопрос? Ты не обидишься?

— Нет, ведь вы уже как бы извинились за него.

— Лина, мне показалось, что на моем уроке, помнишь, где читали басни по ролям, ты была на стороне Крольчевской. Это так?

Лина опустила голову. На ее смуглом лице проступил едва заметный румянец. Люба поняла, что попала в самую точку, причем очень болезненную.

— Да, это так, — тихо ответила Лина и виновато посмотрела на свою учительницу.

— Может быть, я поступаю не вполне этично, расспрашивая тебя об этом… Но я сейчас не просто твой учитель. Для меня Аня, как родная дочь, понимаешь? Если бы ты знала, что она пережила из-за Алтуфьева…

— Я знаю.

— Откуда?

— Мы с Аней говорили об этом.

— Когда?

— Вчера после уроков.

Любу слегка задело, что Аня не рассказала ей об их разговоре с Линой. Она забыла, что и сама когда-то была не до конца откровенна с матерью, что и у нее были свои девчоночьи тайны, скрываемые от всех, кроме закадычной подружки. И все же мудрость педагога взяла верх над материнским эгоизмом.

— Я рада за тебя, Лина. И за Аню тоже, — просто сказала Люба. — Конечно, будет лучше, если вы сядете вместе. Мне кажется, что Пронина плохо относится к Ане…

— Да к кому она хорошо относится, эта подлипала и завистница? — резко спросила Лина. — Янка вечно уши развесит, слушая дифирамбы Прониной, а та потом ее же грязью обливает на ушко Жанке Сомовой. Я Крольчевской несколько раз говорила, чтобы не верила таким, как Пронина. А! Бесполезно!

— Мне кажется, они стоят друг друга — Пронина и Крольчевская.

— Да нет… — нехотя возразила Лина. — Янка дура, любит лесть. Ее хлебом не корми, лишь бы кто-то хвалил ее да по головке гладил. Она не может без этого и дня прожить. Ее так воспитали. Еще в детском садике она была королевой, единственной и неповторимой. Не подумайте, что я завидую…

— Я так не думаю. А ты разговаривала с ней на эту тему?

— Конечно. Много раз. Она сначала слушает, а потом начинает кричать: «Чего ты меня грузишь? Тоже воспитатель нашелся! Вы все от зависти полопались. С вашими фейсами помидорами на рынке торговать, вот вы и злитесь». Короче, я устала от нее. Пусть живет, как ей нравится.

— Лина, а кто придумал этот зловещий план?

— Насчет Алтуфьева?

— Да.

— Янка.

— А для чего? Ведь Алтуфьев влюблен в нее.

— Кх-м, — кашлянула Лина и покраснела. В этот раз густо, до корней волос.

— Погоди, я, кажется, догадалась сама. Яна решила расстаться с девственностью? Но и Алтуфьев в этом деле новичок?

— Да. Вы угадали.

— Господи, какая подлость и мерзость! Значит, Аню хотели использовать в качестве учебного пособия?

Люба даже встала и начала ходить по классу, чтобы выплеснуть распиравший ее гнев. Наконец успокоившись, она села и посмотрела на притихшую Лину.

— Лина, прости меня за несдержанность. Я надеюсь, что повод для таких разговоров больше не появится. Знаешь, в воскресенье мы снова собираемся в Третьяковку. Поедешь с нами?

— Можно. Хотя я там была несколько раз…

— Мне думается, что туда можно ходить всю жизнь. Но такие мысли приходят лишь с возрастом, — грустно улыбнулась Люба.

На большой перемене в учительской собралось человек десять. У Татьяны Федоровны был день рожденья, и она приготовила угощенье. Все сидели за большим столом, пили чай с тортом и разговаривали о быстротечности жизни. Вдруг дверь распахнулась и стремительно вошла Нина Николаевна, учительница химии, женщина несколько эксцентричная, с визгливым голосом. Она остановилась посреди учительской и, подбоченясь, крикнула:

— Дожили, господа! Приехали, дальше некуда!

— Что случилось? — спросила Татьяна Федоровна.

— Иду мимо черной лестницы, а в закутке, где уборщицы тряпки свои держат, Алтуфьев с Крольчевской целуются.

— Ну-у, Нина Николаевна, «удивили»! Да они на дискотеке еще не то вытворяют, — с ироничной улыбкой сказала учительница биологии Скворцова.

— Я что-то не пойму — вам все равно, что ли? Семиклассники скоро сексом под всеми лестницами будут заниматься, а мы спокойно чаи распивать?

— Нина Николаевна, садитесь, я вам чаю налила, — пригласила Татьяна Федоровна. — А родителей Крольчевской я уже вызвала в школу.

— Нет, вы как хотите, а я не могу успокоиться, — садясь за стол, продолжала возмущаться Нина Николаевна.