Марина Луценко - Ловушка для банкира

Лизонька при каждой встрече спрашивает меня о Светлане. Где она, почему не заботится о ней? Отчего не веселит, как прежде? Мне приходится лукавить, говоря, что кормилица сама захворала и слегла. Потому и не может сейчас составить моей женушке компанию. Я пока не решаюсь сказать ей о смерти Светланы. Тем паче не смею упоминать, что погибла она от моей руки. Как посмотрит на меня Лизонька, когда сознаюсь ей в этом? Да и захочет ли вообще смотреть? Не прогонит ли с глаз долой, как чудище жуткое, зло непоправимое учинившее? Нет, пока могу молчать — я буду молчать.

Один лишь человек поверен сейчас во все мои измышления. Один он знает о бессонных ночах и преследующих меня кошмарах. Это Харитон, верный слуга дядюшки. Теперь он и мой верный слуга. Только в последние дни оценил я невероятную душу этого человека. Только теперь понял, отчего Григорий Иванович так не хотел расставаться с ним и всеми силами стремился увезти из поместья. Харитон — мой спаситель. Оказавшись свидетелем убийства Светланы, и видя мое нынешнее состояние, он, единственный, ободряет меня и старается облегчить тяжкую участь. Только ему открываю я свои муки и страдания. Ночью Харитон неотступно находится рядом, за что я ему премного благодарен. Он скрашивает мои ночные бдения, мы часто беседуем. Харитон говорит, что ночь не вечна — после нее на горизонте всегда появляется солнце. А это значит, что и мои кошмары имеют свой предел. Хочу верить, что он прав, и вскорости сия кручина покинет меня…»

Дочитав текст до конца, Виктория разочарованно вздохнула. Об оборотне — ни слова. «Может, дальше что-то будет?» Девушка пролистала тетрадь и с удивлением обнаружила, что непрочитанной осталась всего одна запись. Следующая за ней страница была вырвана, а остальные — и вовсе пусты. Граф Смолин забросил дневник. Вика вернулась к непрочитанной записи. Датированная месяцем позже, чем предыдущая, она была довольно объемной. «Наверное, именно здесь и написано про оборотня, — решила девушка. Она уже приготовилась нырнуть в прошлое, как вдруг заметила торчащий из дневника обгоревший уголок. Потянув за него, Виктория вытащила узкий лист бумаги. Похоже, долгое время он был зажат между пустыми страницами, а теперь, когда их пролистали, вывалился наружу.

Девушка в недоумении уставилась на находку. Бумага почти полностью уничтожена огнем — если раньше на ней и было что-то написано, то сейчас прочитать это «что-то» нереально. Только в самом низу виднеется дата — 27 июля 1830 года. И единственное уцелевшее предложение: «Убив белокурого ангела, я стал неуязвим».

— Профессор Дружкина, прошу проследовать на завтрак, — пробасил Милош, заглядывая в архив.

За столом сидели Тормакин и Быстрицкий. Настя, как обычно, расставляла перед ними аппетитные блюда. Виктория заняла свое место и только тут заметила странность. Эммануил Венедиктович, полностью увлеченный едой, бойко орудовал ножом и вилкой. А вот банкир управлялся со столовыми приборами куда менее успешно. Виной тому была его правая кисть, туго перемотанная бинтом.

— Настя, ты что, не видишь?! — скривив перекошенное лицо, Тормакин бросил на стол непослушный нож. — Я никак не могу порезать эту хренову отбивную!

Служанка тут же кинулась помогать хозяину.

— Как вы травмировались, Семен Семенович? — участливо поинтересовалась Виктория.

— Да сам не знаю, — банкир недовольно наблюдал, как Настя хлопочет над его тарелкой. — Утром проснулся, а вся постель в крови. Смотрю — ладонь разрезана.

Он зыркнул на стоящего у стены дворецкого.

— Милош так туго перебинтовал руку, что я теперь ею и пошевелить не в состоянии.

Тормакин потряс кистью, надеясь таким образом ослабить повязку. Из этого ничего не вышло, и он начал растягивать бинт. Быстрицкий попытался его образумить.

— Умоляю, Семен Семенович, не трогайте рану! Она очень глубокая. Милош правильно сделал, что перевязал вас туго. Более слабая повязка не остановила бы кровотечение.

Банкир раздраженно приподнял бровь.

— Разве здесь кого-нибудь интересует твое мнение?! Ешь молча, если не хочешь, чтобы тот же Милош по моему приказу вышвырнул тебя из-за стола.

Старик побледнел и, втянув голову в плечи, стал поспешно запихиваться всем, что было на тарелке. Похоже, он и вправду решил, что Тормакин может лишить его завтрака. Банкир тем временем отобрал у Насти разделанную отбивную.

— Марш на кухню.

Служанка послушно удалилась, а хозяин принялся за еду. Настроение у него улучшилось. Заметив это, Быстрицкий стал взахлеб расхваливать стряпню Ольги Михайловны.

— Ты не тараторь почем зря, — отмахнулся перевязанной рукой банкир. — Лучше скажи: зачем продавщице из кафе лживые байки травишь — о том, что в нашем доме якобы колдун жил? Вся деревня об этом гудит, даже до меня слухи дошли.

Старичок испуганно охнул.

— Нет-нет, что вы?! Я ничего подобного не говорил!

Он умоляюще посмотрел на Вику. Что ж, надо было выручать бедолагу.

— Это я проболталась Марье Петровне, — сказала девушка Тормакину. — Но колдун и вправду жил в особняке — в позапрошлом веке.

Банкир пристально глянул на Викторию.

— Вы имеете в виду туземца, которого привез из Бразилии дядя графа? Я уже спорил по этому поводу с Быстрицким — в архивных записях нет никаких подтверждений. Или… Вы что, нашли новый документ?

«Нет, я увидела новый сон, — очень хотелось ответить Вике. Но по понятным причинам она этого сделать не могла. Внезапно девушка вспомнила, что действительно обнаружила новый документ — обгоревшую записку. В ней, правда, ничего не говорилось о колдуне, но сама по себе она вполне могла отвлечь внимание банкира от сплетника-Быстрицкого. Услышав о находке, Тормакин крайне удивился.

— Виктория, вы фантастический везунчик! Сколько народу раньше копалось в архиве — никто ничего подобного не находил. А у вас второй неизвестный документ за три дня. Сначала рисунок, теперь эта записка. Надо будет как-нибудь спуститься в подвал и посмотреть, наконец, ваши находки.

«Значит, это не он вчера унес из архива пиктограмму и флакон, — отметила про себя девушка. — Тогда кто же это сделал?» Она украдкой посмотрела на Быстрицкого. «Может, Эммануил Венедиктович сунул в подвал любопытный нос?» Немного подумав, Вика отмела данную версию. «Спуститься в архив он, конечно, мог. Но вот самовольно вынести артефакты — это вряд ли. Старик слишком труслив. Да и зачем ему это надо?»

— Кстати, профессор, — вырвал девушку из размышлений голос банкира, — вам не кажется странным, что туземец Харитон остался в имении, а не уехал вслед за своим хозяином? Наверняка на то была какая-то веская причина.

И тут Виктория почувствовала, что ей до чертиков надоело скрывать информацию. Пусть она не может открыться, что получает ее из снов. Пусть нет никаких документальных доказательств. Пусть Тормакин посмеется над ней, как над глупой фантазеркой. Пусть! Но она просто обязана рассказать, что происходило в этом доме двести лет назад.