Мария Корелли - Вендетта, или История всеми забытого [litres]

– Что ж, мы все меняемся! – беспечно ответил он, не глядя мне в глаза. – Дни летят, и каждый из них забирает с собой частичку молодости. Стареем, сами того не замечая!

Я рассмеялся.

– Понимаю. Вы думаете, я состарился с тех пор, как мы виделись в последний раз?

– Немного, ваше сиятельство, – откровенно признался он.

– Я перенес тяжелую болезнь, – тихо сказал я. – Зрение у меня еще слабое, как видите. – Я коснулся своих очков. – Но со временем оно восстановится. Можете уделить мне несколько минут? Мне нужна ваша помощь в одном важном деле. Прогуляемся?

Он с готовностью кивнул и последовал за мной.

Мы ушли с Моло и остановились на углу тихой улочки, которая вела из квартала Кьяйя.

– Вы помните Кармело Нери? – спросил я.

Андреа сочувственно пожал плечами.

– Бедняга! Конечно же помню! Бесстрашный, храбрый, к тому же с большим сердцем, хоть об этом и мало кто знал. А теперь он в кандалах! Что ж, он, несомненно, этого заслуживает, но скажу вам и всегда буду говорить, что есть много людей и похуже Кармело.

Я вкратце рассказал ему, как увидел пойманного разбойника на площади в Палермо и поговорил с ним.

– Я и о вас упомянул, – добавил я, – а он велел мне передать вам, что Тереза покончила с собой.

– А, это мне хорошо известно, – ответил капитан Луциани, внимательно меня слушавший, и на его подвижном лице мелькнуло выражение искренней жалости. – Вот бедняжка! – Тут он вздохнул. – Такая хрупкая и маленькая! Подумать только, у нее хватило сил вонзить себе в грудь нож! Как будто маленькая птичка бросилась на поднятый штык! Да-да! Женщины делают странные вещи, а она уж точно любила Кармело.

– Вы, несомненно, помогли бы ему бежать, если бы имели такую возможность? – с легкой улыбкой спросил я.

Сицилиец и тут нашелся что ответить.

– Только не я, ваше сиятельство, – ответил он с достоинством. – Нет-нет, не теперь. Закон есть закон, и я, Андреа Луциани, не из тех, кто его нарушает. Нет, Кармело должен понести наказание, пожизненное, как говорят. И, как бы тяжело оно ни было, оно справедливо. Когда дело касалось крошки Терезы, это было одно. Но теперь – пусть святые помогают Кармело, если захотят, а я не стану.

Я рассмеялся, увидев в его глазах дерзкий блеск. Я знал, что, несмотря на все эти заверения, если бы Кармело Нери удалось бежать с галер, для него стало бы большой удачей, если бы судно Луциани оказалось поблизости.

– А вы по-прежнему ходите на бриге «Лаура»? – спросил я его.

– Да, ваше сиятельство, хвала Пресвятой Деве! Его недавно подлатали и подкрасили, и теперь это самая быстрая и надежная посудина на всех синих просторах Средиземноморья.

– Видите ли, – со значением начал я, – у меня есть друг, родственник, который попал в беду. Он хочет уехать из Неаполя так, чтобы об этом никто не знал. Поможете ему? Вам заплатят столько, сколько попросите.

Лицо сицилийца сделалось озадаченным. Ничего не ответив, он задумчиво дымил сигарой.

– С законом у него все в порядке, – продолжал я, видя его замешательство. – Он просто оказался в безвыходном положении, вызванном семейными неурядицами, и хочет избежать несправедливого преследования.

Лицо Андреа просветлело.

– О, если так, ваше сиятельство, то я к вашим услугам. Но куда ваш друг желает отправиться?

Я на мгновение умолк и задумался.

– В Чивитавеккья, – наконец ответил я. – Там в порту он сможет пересесть на корабль, чтобы проследовать дальше.

Выразительное лицо капитана погрустнело: он засомневался.

– До Чивитавеккья далеко, очень далеко, – с сожалением проговорил он. – Да еще и погода не та, сильные течения и встречные ветра. При всем желании угодить вам, ваше сиятельство, я бы не осмелился идти на «Лауре» в такую даль. Но есть другие способы… – Он замолчал и погрузился в размышления.

Я терпеливо ждал, пока он заговорит.

– Не знаю, устроит ли это вашего друга, – наконец произнес он, доверительно коснувшись моей руки, – но есть надежный бриг, уходящий в Чивитавеккья утром в следующую пятницу…

– На следующий день после масленичного четверга? – уточнил я с улыбкой, которой он не понял.

Андреа кивнул.

– Именно так. Он пойдет с грузом вина «Лакрима Кристи», и ходит он быстро. Я знаю капитана: добрая душа, но, – тут он весело рассмеялся, – как и все мы, любит деньги. Вы франки не считаете, они для вас ничто, а мы дрожим над каждым сольдо. Так вот, если вас устроит, я предложу ему сумму за проезд, которую вам угодно будет назвать, и скажу, когда ждать пассажира. И могу почти обещать вам, что он не откажет!

Это предложение настолько хорошо вписывалось в мои планы, что я тотчас же его принял и назначил почти баснословную плату. Глаза у Андреа заблестели, когда он это услышал.

– Это же целое состояние! – восторженно воскликнул он. – Я бы и за двадцать рейсов столько не заработал! Но жаловаться не стоит – такая удача выпадает не всем.

Я улыбнулся.

– И вы думаете, мой друг, что я оставлю вас без награды? – спросил я. Положив в его смуглую ладонь два двадцатифранковых билета, я добавил: – Как вы верно заметили, франки для меня ничего не значат. Устройте это дело тихо и гладко, и вам воздастся. Когда все уладите, можете зайти ко мне в гостиницу завтра или послезавтра, вот адрес. – Я черкнул адрес на своей карточке и протянул ему. – Но помните, что дело это секретное, и я полагаюсь на вас в переговорах с вашим другом, капитаном идущего в Чивитавеккья брига. Он не должен задавать о пассажире никаких вопросов – чем меньше он будет знать, тем лучше, – и когда высадит его в месте назначения, должен навсегда о нем забыть. Вам понятно?

Андреа коротко кивнул.

– Да-да, синьор. Вообще-то у него плохая память, а по вашей команде она станет еще хуже! Уж поверьте!

Я рассмеялся и, пожав ему руку, расстался с добродушным коротышкой. Луциано вернулся на Моло, я же медленно зашагал домой мимо виллы Реале.

Вдруг мое внимание привлек быстро приближавшийся открытый экипаж. Когда он подъехал ближе, я узнал мчавшихся лошадей и знакомый герб. Красивая женщина в желтовато-зеленом бархатном наряде и русских соболях с улыбкой посмотрела на меня и помахала рукой. Это была моя жена – и моя невеста, а рядом с ней сидела герцогиня Марина, матрона с самой безупречной репутацией, известная своим благочестием не только в Неаполе, но и по всей Италии. Выглядела она настолько безукоризненно, что было трудно представить, как муж ласкает эту стройную, превосходно одетую даму или пытается поцеловать ее чопорно сжатые губы, более холодные, чем резные бусины ее драгоценных четок. Но и о ней ходила одна давняя история: рассказывали, что в Падуе один молодой красивый аристократ был найден у дверей ее дворца мертвым – заколотым в сердце. Возможно, – кто знает – он тоже думал, что… Вот уж действительно: как прекрасно умереть у двери своей любимой!