Виктор Пасков - Детские истории взрослого человека

Напевая и приплясывая, он успел закрыть на задвижку дверь и открыть окно.

Обе створки.

Настежь.

Он не боялся, что прохожие услышат крики Мадам: ее комната была на восьмом этаже. Соседи к ее крикам уже привыкли. К тому же она уже охрипла, и из ее горла вырывалось лишь невнятное бульканье, как из пожарного шланга, даже тише. Мадам ползла по полу, со лба у нее стекали крупные капли пота; улучив момент, Александр поймал ее мутный взгляд и кивнул на окно. Мадам заставила его вспомнить о курице, которую его дядя однажды зарезал в деревне. Он наступил ей на лапы, вытянул ей шею и стал пилить ей горло ножом. Прошло некоторое время, прежде чем он заметил, что режет тупой стороной. Выражение глаз Мадам было, как у той курицы, — непонимающее, недоумевающее, без проблеска сознания.

Александр снова указал на окно и, поскольку Мадам не шевелилась, потянулся за скрипкой.

— Но ! — прохрипела она. — Только не это! Ho !

Мадам подползла к окну и из последних сил вскарабкалась на подоконник. Она вцепилась в него так крепко, что ногти на ее пальцах побелели от напряжения. Она обернулась, на ее губах была пена. Голова мелко тряслась. Мадам хотела что-то сказать, но язык ее не слушался. Очень жаль, ведь у слова, которое так и не прозвучало, могла бы сегодня состояться премьера: впервые в жизни Мадам, словно вульгарный клошар, пыталась произнести грубое, совсем немузыкальное слово «мерд».

Тогда Александр произнес это слово на языке музыки: прощальный аккорд, на котором струна ля не выдержала издевательства и лопнула, издав последний жалкий и безобразный звук.

Не успел он стихнуть, как тело Мадам тяжело шлепнулось на тротуар, и, мягко говоря, это было неприятное зрелище. Описывать его не стоит.

Во имя эстетики.

ВАМПИР

Содрогаясь от готического ужаса, он лежал и считал минуты.

Обычно Дракула приходил к полуночи, становился у кровати, долговязый и высохший, распространяя запах смерти и пошлости, и спрашивал басом, который никак не вязался с его бесплотной фигурой, ужинал Александр сегодня или снова подло переложил половину своей порции в тарелку сестры. Это был риторический вопрос, отвечать на него не было смысла.

Раньше Александр, надеясь задобрить вампира, за ужином набивал рот едой и жевал часами, раздражая всех вокруг. Ему было совершенно все равно, что есть — хоть подошвы сандалий, — лишь бы не пришел проклятый граф со своим проклятым лошадиным лицом и проклятым трансильванским взглядом. Но он всегда приходил, задавал свой проклятый вопрос и, подозрительный, как все призраки, не уходил без проверки. Это была унизительная процедура: Дракула резким движением срывал с него одеяло, около минуты гладил его влажной фосфоресцирующей рукой по голому животу, затем доставал кинжал и вонзал его Александру прямо под ребра, распарывая живот до самого мочевого пузыря.

Уместнее, да и привычнее для вампира, было бы вонзить длинные клыки Александру в шею и пить его кровь, но Дракула был не дурак. Он знал, что элементы в крови Александра связаны самым коварным образом, и одна-единственная капля привела бы к резус-фактору, кровному врагу всех вампиров.

К тому же граф Дракула, когда-то богатый помещик, теперь стал отребьем и декадентом, чуждым своему времени и предателем своего сословия. Он скатился до простого ревизора, единственная задача которого — проверять, хорошо ли Александр ужинал. От этого зависело, вырастет мальчик или так и останется маленьким.

Иногда вампир задевал кинжалом мочевой пузырь, и наутро мать поднимала страшный скандал из-за мокрых простыней. Но Александр был ни при чем: вампир приходил не из любви к вивисекции, а по приказу матери Александра. Сам Александр не чувствовал боли: каждый вечер перед сном ему давали целую горсть аскорбинки под предлогом, что детям нужны витамины. Наглая ложь: это был наркоз, чтобы он не кричал во время операции. Он не возражал против таблеток.

Нет, боли он не чувствовал. Но разве не унизительно, что в его кишках каждый вечер кто-то роется, да еще и ехидно приговаривает: «Это что? Тарелка фасоли? Да не будь я граф Дракула, если ты съел хоть три ложки!»

Если у вампира было настроение, он зашивал живот после ревизии и уходил, пожелав Александру сладких снов. Но чаще этот лентяй оставлял его лежать, как выпотрошенного карпа, и всю ночь держать руки на животе, чтобы не вываливались кишки. В любом случае наутро, как бы Александр ни вглядывался, он не мог найти и следа разреза. Но Александр не хотел об этом думать: он знал, что есть загадки, которые останутся загадками навсегда.

Александр лежал и ждал. Кроме вампира, он ждал еще кое-кого, вместе с кем в эту ночь собирался отомстить. Пора была положить конец мучениям.

Все было продумано и тщательно спланировано.

Дверь открылась. В комнату вошел Александр . Александр кивнул ему и поднес палец к губам: «Тихо!»

— Сколько еще? — спросил он шепотом.

— Десять минут, — ответил Александр , посмотрев на свои часы.

— Еще есть время отказаться, — предложил пятилетний мальчик.

— Я ничего не теряю, — ответил тридцатилетний взрослый, — мне это даже нравится.

— Разве тебе не все равно? — спросил Александр. — Я ведь в любом случае повешусь в воскресенье.

— Ну и что? — засмеялся Александр . — Я ведь делаю это не ради тебя. Меня бесит, что этот вампир копается в моем детстве. Знаешь, я ведь мучаюсь больше, чем ты. Если мы его не убьем, я, наверное, с ума сойду.

— Я смотрю, ты по-прежнему грызешь ногти, — заметил Александр. — Тебе обмакивают пальцы в острый перец? Со мной обходятся просто варварски.

— Нет, но из-за тебя я не могу никому показать руки. Твоя привычка отвратительна, и не говори мне, что это из-за нервов. Хорошо, что ты хоть скрипку бросил. Можешь себе представить скрипача с такими пальцами?

Александр сунул руки прямо под нос Александру, чтобы тот убедился, как они уродливы. Александр взглянул на свои пальцы: такие же, только меньше.

— Насчет скрипки ты прав, — сказал он, — но кроме нас с тобой, никто не знает, что мы не будем виртуозами. Сколько меня еще будут мучить?

— Пока это твоя проблема, — сухо ответил Александр .

— Почему ты меня так ненавидишь?

— Потому что ты гаденыш, — ответил взрослый.

— А ты кто?

— Мое состояние зависит от того, сколько раз в неделю ты воскресаешь. Пока ты лежишь в могиле, все нормально. Люди говорят, что со мной приятно общаться. Есть даже такие — не смейся! — кто считает меня сердечным . Но стоит тебе восстать из мертвых, все идет псу под хвост, и я становлюсь таким же гаденышем, как ты.

— В смысле?

— Боже мой, — вздохнул Александр , — в прямом. Все так же, как у тебя. Сверхчувствительность, нервы, ногти, холод, страх перед подвалом, мысли о воскресенье, эгоизм — мне продолжать? Кстати, я пишу о тебе этюды.