Олег Чистов - Вернуться домой

Улыбаясь, Катерина добавила к сказанному:

— Разбегутся не только микробы, но и все женихи.

Весело смеялись все, а выбирая картошку без лука, женщина кивнула в сторону мальчишки и тихо, но утвердительно добавила: «Этого, похоже, луком не напугаешь — не убежит».

Протянула миску девочке, стала брать из рук мальчишки его тарелку и невольно, как по чьей-то команде, повернула голову в сторону окна, на мгновение замерла. Сердце заныло, точно так, как бывает ночью.

Съехав с дороги на широкую обочину, прямо напротив ее домика остановилась потрепанная, старенькая «эмка». Из машины выбрался молоденький военный в распахнутой шинели со знаками старшего лейтенанта в петлицах. Нагнувшись к салону машины, принял от водителя палку и, опираясь на нее, ставя осторожно ноги на узкую тропинку в снегу, направился к дому. «Видно, из недавно выписавшихся», — как-то отстраненно подумала фельдшер.

Женщина наполнила миску мальчика и вернула ему. Катерина протянула ей свою. Забирая посуду, женщина встретилась взглядом с глазами девушки и тихим, дрогнувшим голосом сказала: «Похоже, к вам гость».

Ребятня, активно работая ложками, не услышала ее слов, а вот Катя все поняла, и миска в ее руке слегка дрогнула.

Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, офицер вошел в комнату, наклоняя голову под низкой притолокой двери, сдергивая с головы шапку. Высок, молод — не более двадцати трех-пяти лет. По-военному представился, назвал должность — помощник коменданта города. Перечислив фамилии и имена, поинтересовался, правильно ли он пришел. Девушка и женщина молча кивнули головами. Только хотел объяснить свое появление, как хозяйка прервала его на полуслове:

— Так, все! Потом расскажешь. А сейчас раздевайся и садись за стол, будешь с нами обедать.

Старлей слегка растерялся, но, втянув ноздрями запах свежих щей и вареной картошки, расплылся в улыбке. Быстро расстегнул шинель и бросил ее вместе с шапкой на лавку у стены. Не удержавшись, азартно потирая ладони, сказал:

— Спасибо, не откажусь, сто лет уже не ел домашних щей.

— Вот и ладно, бери табурет и присаживайся к столу, — напутствовала хозяйка.

Место за столом он выбрал напротив Катерины. Пока ему наливали полную миску щей, не сводил с нее взгляда. Девушка смущенно потупилась, ниже склонилась над тарелкой. Уже вовсю орудуя ложкой, он нет-нет да и бросал на нее взгляды. Наблюдая эту сценку, женщина еле заметно грустно улыбалась, но не выдержала и подначила офицера:

— Ты, милок, ложку-то мимо рта не пронеси, гляделки уж, поди, все проглядел. Совсем засмущал нашу красавицу.

Прикрыв ладошкой рот, девушка прыснула веселым смехом. В тот день впервые на ее лице появилось что-то похожее на румянец. А парень стал пунцовым до самых ушей.

В это время ребятня, вытянув шейки в его сторону, по слогам читала надпись на единственной медальке, висевшей у офицера на груди.

— За от-ва-гу.

Потом был чай. Обращаясь к парню, фельдшер предупредила:

— Вот чаек у нас, ты уж не обессудь, только морковный, да и сахарок только ребятне.

Офицер крутанулся на табуретке. С досадой шлепнул себя по ляжке и бросился к шинели, лежавшей на лавке. Уже запустив руку во внутренний карман, пояснял:

— Вот ведь беспамятный, мне комендант поручил подарочек передать, а у меня все из головы вылетело.

Улыбаясь, хозяйка ответила:

— Ну, так и не мудрено. Увидел деваху молодую да красивую, вот память-то и отшибло сразу.

Катерина фыркнула:

— Ну, вы и скажете тоже…

Женщина ей в ответ:

— А чего? Неправда, что ли? Да тебя еще пару месяцев подкормить — и хоть под венец, как раз в самую пору.

На столе появилась большая, толстая плитка шоколада. Парень пояснил:

— Это немецкий, трофейный. Наш комендант помог одному отпускнику после ранения сесть на поезд, вот он его и отблагодарил. Попросил меня отвезти вам, а я забыл, растяпа.

Взял большой кухонный нож. Приставив лезвие к плитке шоколада, с немалым усилием стал колоть его на крупные куски, пододвигая их детям и девушке. Когда очередь дошла до хозяйки дома, то она решительно отодвинула его от себя со словами:

— Ну уж нет, мне этого не надо, расколи еще пополам и отдай ребятам, пусть побалуются.

Катерина тоже попросила расколоть ее кусок и завернула кусочки в платочек со словами:

— Это я им потом отдам.

Девушка отлично представляла, что это «потом» уже совсем рядом, и скоро в их жизни с ребятами многое изменится.

В сенях раздались шаркающие шаги, затем тихий стук в дверь, и на пороге появилась соседка со скорбным выражением на лице. Поздоровавшись со всеми, тихо спросила у подошедшей к ней хозяйки:

— Что, за ребятками машину-то прислали?

Женщина только печально кивнула в ответ. На крыльце раздался топот ног — это очередной визитер отряхивал снег с валенок. Слух о том, что за детьми приехали из города, уже пробежал по селу, и старушки потянулись попрощаться с детьми. Офицер пытался объяснить женщинам, что можно и не спешить со сборами, до поезда еще часа четыре. Фельдшер подошла к нему и, взявшись пальцами за пуговку на гимнастерке, тихо так сказала:

— Ты вот что. Не обижайся только на меня. Одевайся и иди в машину, подожди их там. Дай мне попрощаться с ними, ведь с кровью от сердца отдираю. Знал бы ты, с каким страхом я ждала твоего появления на пороге. Да не понять тебе — молод еще. Не волнуйся, мы их быстро соберем, чего уж теперь сердце рвать себе да и им тоже.

Парень засуетился, подхватил шапку, накинул шинель на плечи и все бормотал:

— Да, конечно, что ж я, не понимаю, что ли?

Женщина то ли похлопывала, то ли легонько подталкивала его к дверям, приговаривая:

— Иди, милок, иди, негоже мужику смотреть, как бабы малых детей в дальнюю дорогу провожают.

Уже когда он выходил в сени, крикнула вдогонку:

— Палку-то свою в сенях оставил, смотри не забудь.

Каждый из пришедших сельчан что-то принес в дорогу отъезжающим. Соседка принесла с десяток пирожков с вареной картошкой и по вареному яичку каждому. Другая — две пары вязаных рукавичек для ребятишек. Были тут и шерстяные деревенские носки для всех. Уже увязали небольшой узелок с продуктами в дорогу и более крупный узел с городской одеждой девушки и кое-чем из ребячьего. Стали одеваться. В это время дверь вновь открылась, в комнату с трудом вошла высокая старуха и, выдохнув устало, опустилась на лавку у самой двери, расстегивая верхнюю пуговицу на потертой шубейке.

— Ох, умаялась, еле доползла, думала, опоздаю.

Окинула взглядом стоявшую уже в тулупчике Катерину, поманила ее скрюченным пальцем к себе.

— Подойди-ка, голуба.

Когда Катерина подошла, старуха поднялась и достала из-за пазухи большой пушистый платок. Встряхнула его и сложила пополам большим треугольником. Девушка отшатнулась, замахала руками, протестуя: