Мишель Монтень - Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию [litres]

ШОНГАУ, четыре лье, маленький городок герцога Баварского, следовательно, точно католический, поскольку этот властитель более чем кто-либо в Германии был заинтересован в том, чтобы удержать свою юрисдикцию чистой от заразы, и упорствовал в этом [185].

«Звезда» – хорошая гостиница, и с новой церемонией: тут на квадратные столы солонки ставят на одни два угла, а подсвечники – на два других, делая крест Святого Андрея. Они никогда не подают яиц, по крайней мере, пока не подавали, разве что в салатах, сваренные вкрутую и разрезанные на четыре части, а салаты у них очень хороши, и травы очень свежие; вино они подают молодое, обычно сразу после того, как все съедено; а молотят зерно в ригах по мере надобности и бьют его большим цепом. В субботу мы приехали к обеду в

ЛАНДСБЕРГ, четыре лье, маленький городок сказанного герцога Баварского, расположенный на уже упомянутой реке Лех, очень красивый своей соразмерностью, с предместьем и замком. Мы приехали туда в рыночный день, когда там было множество народа; а посредине весьма большой площади там имеется фонтан, вода из которого через трубки бьет в высоту на одну пику и очень искусно рассеивает ее во все стороны в зависимости от изгиба трубок [186]. Там имеется очень красивая церковь, которой пользуются и город, и предместье, расположенные, как и замок, на холме, круто обрывающемся к реке [187].

Г-н де Монтень пошел взглянуть на коллегию иезуитов, которые весьма хорошо устроились в совсем новом здании, а теперь строят прекрасную церковь. Г-н де Монтень занимал их беседой в зависимости от того, каким досугом располагал. В замке начальствует граф Хельфештейн. Если кто-то исповедует здесь другую религию, кроме римской, ему следует помалкивать.

На воротах, которые отделяют город от предместья, имеется большая латинская надпись от 1552 года, где говорится в следующих выражениях, что Senatus Populusque этого города возвели этот монумент в память о братьях Вильгельме и Людвиге, герцогах utriusque Boïariæ [188]. В этом месте имеется много надписей, таких как вот эта: horridum militem esse decet, nec auro coelatum, sed animo & ferro fretum; и сверху: caveat stultorum mundus [189]. А на другом месте, весьма заметном, слова, извлеченные из латинского историка о победе, которую консул Марцелл потерял в битве против царя этого племени: Carolami Boïorumque Regis cum Marcello Cos. pugna qua eum vicit [190] и так далее. Имеется много других хороших надписей на частных воротах. Они часто освежают краску в своих городах, что придает их облику и церквям цветущий вид. А поскольку они помечают датой свою работу, то в названном месте к нашему приезду, как и везде, где мы побывали, они за три-четыре года были почти все обновлены. Часы в этом городе, как и во многих других в этом краю, звонят каждую четверть часа (а в Нюрнберге, как говорят, они вызванивают даже минуты). Мы уехали оттуда после обеда и по длинной равнине с пастбищами, однообразной, как равнина в Босе, прибыли в

АУГСБУРГ, четыре лье, который считается самым красивым городом Германии [191], как Страсбург – самым укрепленным.

Первая же странность, с которой мы столкнулись по приезде, но показывающая их стремление к чистоте, это ступени винтовой лестницы в нашей гостинице, все покрытые тряпками, по которым нам пришлось ступать, чтобы не напачкать, поскольку их недавно мыли и скоблили, как они делают каждую субботу. Мы ни разу не замечали в наших комнатах ни пауков, ни грязи; в некоторых на окнах имеются даже занавеси, чтобы задергивать их, если кто хочет. Зато совсем нет столов, кроме тех, что прикреплены к ножке каждой кровати, будучи навешены на штырях, и поднимаются и опускаются как угодно. Остов кроватей весьма красивый и покрыт резьбой, в изножии и изголовье одинаковой высоты, на двух-трехфутовых ножках; но наш орех намного превосходит их пихту. Тут тоже ставят оловянные, очень блестящие тарелки под деревянными, из пренебрежения; и часто кладут возле стены, рядом с кроватями, белье и занавеси, чтобы их стены не пачкали плевками. Немцы очень любят гербы: поэтому во всех гостиницах их тьма-тьмущая, заезжие дворяне из местных оставляют их на стенах, да и на всех стеклах они тут тоже имеются. Порядок подачи блюд часто меняют; здесь раки подаются в первую очередь, хотя во всех других местах под конец, и весьма необычного размера. Во многих больших гостиницах их подают под крышкой [192]. А стекла у них такие блестящие из-за того, что оконные рамы тут крепятся совсем не по-нашему, а могут двигаться, когда им нужно [193], так что они моют их довольно часто.

Г-н де Монтень, поскольку на следующий день было воскресенье, с утра осмотрел несколько церквей, в том числе у католиков, которых тут много, и повсюду нашел службу весьма хорошо проведенной. Здесь имеется шесть лютеранских и шестнадцать пасторов; две из шести захвачены у католиков, четыре построены ими самими. Одну он видел этим утром, она выглядит как большой зал какой-нибудь коллегии: ни изображений, ни органа, ни креста [194]. На стене много изречений на немецком, отрывки из Библии; две кафедры, одна для священнослужителя, который читает проповедь, а под первой – вторая для того, кто руководит пением псалмов. На каждом стихе они ждут, чтобы он задал тон следующему; но поют вразнобой, кому как заблагорассудится, заглушая друг друга. После этого пастор поспешил к алтарю, где прочитал много молитв по книге, и на некоторых молитвах народ вставал, складывал руки и низко кланялся во имя Иисуса Христа. Закончив читать с непокрытой головой, он положил на алтарь салфетку, поставил туда кувшин и соусник с водой. Некая женщина, за которой следовала дюжина других, предъявила ему спеленутого ребенка с открытым лицом. Пастор трижды обмакнул пальцы в соусник и побрызгал на лицо ребенка, сказав несколько слов. Когда это было сделано, к ним приблизились двое мужчин, и каждый прикоснулся к ребенку двумя пальцами правой руки: пастор что-то сказал им, и все.

По выходе г-н де Монтень заговорил с этим священнослужителем. Пасторы здесь не касаются никакого церковного дохода, Сенат платит им публично; в этой одной церкви народу было гораздо больше, чем в двух-трех католических. Мы не увидели ни одной красивой женщины, их платья весьма отличаются одно от другого; зато среди мужчин трудно отличить дворян, тем более что тут люди всякого рода носят бархатные шапочки и все со шпагой на боку.

Мы поселились в гостинице под вывеской с изображением дерева, которое в этой стране называется linde [195], примыкающей к дворцу Фуггеров [196]. Один из этого рода несколько лет назад умер, оставив своим наследникам два миллиона полновесных французских экю; а эти наследники стали постоянно давать здешним иезуитам за молитвы о его душе тридцать тысяч флоринов, к чему те очень быстро привыкли [197]. Сказанный дом Фуггеров крыт медью. Обычно дома тут гораздо красивее, больше и выше, чем в любом городе Франции, а улицы гораздо шире; он [г-н де Монтень] нашел, что Аугсбург размером с Орлеан.