Эрих Ремарк - Ночь в Лиссабоне [litres]

Однажды утром, когда я пришел за Хелен, я застал у нее некого господина Краузе, которого она представила как сотрудника германского консульства. Ко мне она обратилась по-французски и назвала мсье Ленуаром. Краузе понял ее неправильно и на скверном французском спросил, не сын ли я знаменитого художника.

Хелен рассмеялась. «Господин Ленуар – женевец, – объяснила она. – Но говорит и по-немецки. С Ренуаром его связывает лишь огромное восхищение».

«Вы любите импрессионистские картины?» – спросил меня Краузе.

«У него целая коллекция», – сказала Хелен.

«Несколько карандашных рисунков», – возразил я. Именовать наследство покойного Шварца коллекцией показалось мне одной из новых причуд Хелен. Но поскольку одна из ее причуд спасла меня от концлагеря, я подыграл ей.

«Вы знакомы с коллекцией Оскара Райнхарта в Винтертуре?» – любезно осведомился Краузе.

Я кивнул: «У Райнхарта есть Ван Гог, за которого я бы месяц жизни отдал».

«Какой месяц?» – спросила Хелен.

«Какой Ван Гог?» – спросил Краузе.

«Сад дома для умалишенных».

Краузе усмехнулся: «Чудесная картина!»

Он повел речь о других полотнах, а когда заговорил о Лувре, я, вышколенный покойным Шварцем, мог вставить словечко. Теперь я понял и тактику Хелен; она не хотела, чтобы во мне распознали ее мужа или эмигранта. Германские консульства не брезговали доносами в полицию по делам иностранцев. Я чувствовал, что Краузе пытается выяснить, какое отношение я имею к Хелен. Она все поняла еще до того, как он начал задавать вопросы, и теперь придумала мне жену – Люсьен – и двоих детей, из которых старшая дочка изумительно играла на фортепиано.

Глаза Краузе быстро перебегали с нее на меня и обратно. Пользуясь разговором, он любезно предложил новую встречу – быть может, ленч в одном из рыбных ресторанчиков у озера… так редко встречаешь людей, которые вправду знают толк в живописи.

Я столь же любезно согласился – когда снова буду в Швейцарии. То есть через месяц-полтора. Он удивился: думал, что я живу в Женеве. Я объяснил, что родом из Женевы, но живу в Бельфоре. Бельфор расположен во Франции, там ему не так-то просто навести справки. На прощание он не забыл задать последний вопрос: где же мы с Хелен познакомились, ведь с симпатичными людьми сталкиваешься так редко.

Хелен посмотрела на меня. «У врача, господин Краузе. Больные люди зачастую симпатичнее… – она коварно улыбнулась ему, – …здоровяков, у которых даже в мозгу не нервы, а мускулы».

На сей финал он ответил многозначительным взглядом:

«Понимаю, сударыня».

«Разве у вас Ренуар не относится к декадентам? – спросил я, чтобы не отставать от Хелен. – Ван Гог-то наверняка».

«Не для нас, не для знатоков», – отвечал Краузе, опять-таки с многозначительным взглядом, и выскользнул за дверь.

«Чего он хотел?» – спросил я у Хелен.

«Шпионил. Я хотела предупредить, чтобы ты не заходил, но уже не застала тебя в номере. Его послал мой брат. Как я все это ненавижу!»

Призрачная рука гестапо протянулась через границу, напоминая нам, что мы еще не вполне сбежали. Краузе сказал Хелен, чтобы она при случае зашла в консульство. Ничего серьезного, просто надо проставить в паспорта новый штамп. Вроде как разрешение на выезд. Ликвидировать маленькое упущение.

«Он говорит, таково новое предписание», – пояснила Хелен.

«Ложь, – сказал я. – Иначе я бы знал. Эмигранты всегда сразу узнают подобные вещи. Если пойдешь, они могут изъять у тебя паспорт».

«И тогда я стану эмигранткой, как ты?»

«Да. Если не вернешься».

«Я останусь. И в консульство не пойду, и назад не вернусь».

Прежде мы никогда об этом не говорили. Она приняла решение. Я молчал. Только смотрел на Хелен, видел за нею небо, и деревья сада, и узкую, искристую полоску озера. На фоне яркого света ее лицо казалось темным. «Ты за это не в ответе, – нетерпеливо сказала она. – Ты меня не уговаривал и совершенно тут ни при чем. Даже если б тебя здесь не было, я бы туда больше не вернулась. Достаточно?»

«Да, – растерянно и слегка пристыженно сказал я. – Но я думал не об этом».

«Я знаю, Йозеф. Тогда давай не будем говорить об этом. Никогда больше не будем».

«Краузе придет снова, – сказал я. – Или кто-нибудь другой».

Хелен кивнула: «Они могут раскопать, кто ты, и начнут чинить тебе препятствия. Давай уедем на юг».

«В Италию нельзя. Гестапо слишком дружит с полицией Муссолини».

«А другого юга нет?»

«Есть. Швейцарский Тессин. Локарно и Лугано».

Под вечер мы уехали. И спустя пять часов сидели на piazza [4] Площадь ( ит .). в Асконе перед «Locanda Svizzera» [5] «Швейцарская гостиница» ( ит .). , в мире, который отделяли от Цюриха не пять, а пятьдесят часов. Итальянский пейзаж, городок полон туристов, и каждый, казалось, думал лишь о том, чтобы поплавать, позагорать на солнце и спешно урвать от жизни все, что только возможно. Странное настроение владело Европой в те месяцы. Вы помните? – спросил Шварц.

– Да, – ответил я. – Все надеялись на чудо. На второй Мюнхен. И на третий. И так далее.

– Полусумрак надежды и отчаяния. Время затаило дыхание. Казалось, ничто другое уже не отбрасывало тени под прозрачной и нереальной тенью великой угрозы. Вместе с солнцем в сияющих небесах словно бы стояла огромная средневековая комета. Все расшаталось. И все было возможно.

– Когда же вы уехали во Францию? – спросил я.

Шварц кивнул.

– Вы правы. Все прочее было лишь краткосрочно. Франция – неугомонный приют бесприютных. Все дороги всегда ведут туда. Через неделю Хелен получила от господина Краузе письмо. Ей, мол, надлежит немедля явиться в консульство в Цюрихе или в Лугано. Это важно.

Пришла пора уезжать. Швейцария слишком мала и слишком хорошо организована. Нас везде отыщут. И меня с моим фальшивым паспортом могут в любое время проверить и выслать.

Мы поехали в Лугано, но не в германское, а во французское консульство, за визой. Я ожидал сложностей, но все прошло гладко. Нам дали годичную туристическую визу. Я рассчитывал максимум на трехмесячную.

«Когда поедем?» – спросил я у Хелен.

«Завтра».

В последний вечер мы поужинали в саду в «Albergo della posta» [6] «Почтовый постоялый двор» ( ит .). в Ронко, деревне, подвешенной, точно ласточкино гнездо, на горах высоко над озером. Меж деревьями поблескивали фонарики со свечами, кошки крались по оградам, а с террас, расположенных ниже сада, веяло ароматом роз и дикого жасмина. Озеро с островами, где в римские времена, говорят, стоял храм Венеры, лежало недвижно, горы вокруг – кобальтово-синие на фоне светлого неба; мы ели спагетти и пиккату [7] Пикката – традиционное итальянское блюдо из курицы. , запивая местным вином, «Нострано». Вечер выдался почти невыносимо сладостный и меланхоличный.