Эра Ершова - В глубине души

Нана слушала с удовольствием, но без поощрения. Наконец, Гия вскочил на ноги, рванул Нану на себя и поцеловал в губы.

Ночь была светлая, луна и звезды освещали их лица, и Галя отчетливо видела, с какой страстью Нана ответила на этот поцелуй, но уже через секунду она вырвалась из его рук и, замахнувшись, ударила Гию по щеке с такой силой, что вся его исполинская фигура покачнулась.

Потом Нана выкрикнула что-то резкое и, указав пальцем в пол, таким жестом, каким указывают место собаке, повернулась и пошла прочь.

Галя была потрясена.

Гия остался на террасе один, на его лице сияло выражение восторга. Он медленно дотронулся до щеки, по которой ударила Нана, и, мечтательно закатив глаза, поцеловал эту руку.

Галя вернулась на кушетку, ее бил озноб, сказывалось похмелье и шок, пережитый от проникновения в чужую тайну.

Она еще никогда не видела живьем такого проявления страсти. Ее как будто обожгло пламенем этих чувств. И теперь она особенно остро чувствовала бесприютное одиночество.

Галя обхватила колени руками, положила на них голову и горько заплакала о несправедливости устройства мира. В таком положении ее обнаружила наутро Нана.

Свадьба уже давно отшумела, Нана сняла свадебный наряд, и теперь, в будничной одежде, она выглядела особенно свежо и привлекательно.

— Галчонок! — воскликнула она. — Вот ты где! А я тебя по всему дому ищу, с ног сбилась.

Галя подняла голову и посмотрела на Нану из-под опухших век.

— Скажи, — пробормотала она, — как у тебя это получается?

— Что? — не поняла Нана.

Она смотрела на подругу с искренней тревогой, вид у Галчонка был не очень.

Галя попыталась встать на ноги, но, заметив, что хмель еще не окончательно покинул ее хрупкий организм, опять опустилась на кушетку.

— Я вас видела…

— Кого, нас?

— Тебя и Гию, вот на этой террасе, сегодня ночью.

— Ну и что? — Нана была невозмутима.

— Скажи, зачем он тебе нужен? Ты что, его любишь?

Нана села рядом и обняла Галю за плечи.

— Понимаешь, — проговорила она, глядя на Галю с некоторым сожалением. — Гия — это моя первая любовь. Мне было пятнадцать лет, когда мы с ним познакомились, и он не будет любить никого, слышишь, никого, кроме меня.

— Ничего не понимаю! — удивилась Галя. — Любит одного, спит с другим, замуж выходит за третьего!

— Здесь нечего понимать, — отрезала Нана. — Гия был моим женихом, мы собирались пожениться, и вдруг я узнаю, что он изменяет мне направо и налево. Он, видите ли, не знал, куда темперамент девать, свадьбы не мог дождаться. Я его и прогнала, и пусть он теперь до конца дней мучается.

— Вот как, значит, ты из противоречия замуж вышла! Это неправильно, Наночка! Ты же всех вокруг себя несчастными сделаешь и сама погибнешь!

— Молчи! — закричала Нана. — Что ты понимаешь! Я люблю мужа! — Ее лицо пылало, глаза побелели.

Галя испугалась: по этой реакции она поняла, что попала в самую больную точку.

И тут же возникло чувство такой щемящей близости, такого сочувствия к этой несчастной женщине, готовой из-за непомерной гордости исковеркать свою судьбу.

— Наночка! — Галя прижалась к подруге. — Может, еще не поздно? Может, еще все можно исправить?

Нана резко вскочила на ноги, отчего Галя отлетела в угол кушетки и больно стукнулась головой о стену.

— Ты в нашей жизни ничего не понимаешь! — выпалила Нана, как в горячке. — У нас не выходят замуж на пять минут, как в России, поэтому не лезь с советами. Сегодня вечером встречаемся у Дото на квартире, тебя туда отвезут. А теперь поспи, на тебя страшно смотреть… — С этими словами Нана вышла из комнаты.

В другой раз Галя бы обязательно обиделась, но сейчас, потрясенная трагизмом ситуации, она только чувствовала, как ноет сердце, и силилась распознать, по кому эта тоска, обволакивающая душу, — по Нане или по ней самой?

Вечером у Дото собрались несколько самых близких друзей, среди которых оказался и Гия.

Квартира была тесной и душной, но всё — и вино, и песни, и даже эта духота — как будто пыталось сплавить людей в нечто общее, неделимое.

И здесь, за этим столом, действительно казалось неважным, за кого Нана вышла замуж — за Дото или за Гию, с кем она ляжет спать после шумного праздника.

Все в этом доме казалось единым, и все принадлежали всем.

Галя, как завороженная, внимала грузинскому многоголосью, она была влюблена непонятно в кого; то ли в Гию, то ли в Нану, то ли во всю Грузию!

Ей хотелось всю жизнь вот так сидеть за этим столом среди бородатых красавцев и слушать, как в слаженный хор мужских голосов нежной тоскующей нотой вплетается сильное сопрано ее единственной подруги Наны.

Галя не умела петь, но ее душа, сливаясь воедино со стройными голосами, возносилась так высоко, что становилось трудно дышать, и, подчиняясь магической силе мгновения, Галя забыла о наставлениях Наны, и ее чувства, отяжелевшие от непомерной красоты вечера, прорвав все преграды, опять устремились к невозмутимому Гие, который сегодня был особенно хорош в своей задумчивой отстраненности.

Весь вечер он сидел, тяжело навалившись на край стола, и его горестная фигура гармонично вписывалась в орнамент вечера, как бы сдерживая, не давая взорваться радости, заложенной в идее свадьбы.

Это было красиво — и его молчаливое страдание, и сочувствующее понимание гостей, и снисходительное внимание Дото, который оказывал милость к падшему. Все это гармонично сливалось в органное гудение голосов, и только Галя силилась и никак не могла понять, для чего этим людям нужно такое хитросплетение нитей судьбы.

Зачем они запутывают такие простые и ясные вещи? Чтобы потом страдать, любуясь нелепостью получившегося узора?

Уже было далеко за полночь, когда Гия встал и вышел курить на балкон. Курить можно было и в комнате, но он почему-то вышел.

Галя видела со своего места распахнутое окно, черное небо и на фоне этой черноты — белый дым от его сигареты. И ей показалось, что он ее ждет, специально выйдя из комнаты.

Галя встала, направилась на балкон. Там она бесшумно подошла к Гие и тихонько дотронулась до его плеча. Он медленно повернул голову и улыбнулся своей хищной улыбкой.

— Что, надоели наши песенки? — Только сейчас Галя заметила, что Гия был сильно пьян.

Его язык заплетался, веки тяжело лежали на глазах, приоткрывая диковатые белки.

«Нет, все-таки хорошо, что Нана вышла за Дото!» — подумала Галя. В этом Гие была какая-то скрытая злость, которая прорывалась наружу, когда он переставал за собой следить.

— Они здесь все до утра сидеть будут, — произнес Гия и с презрением выстрелил недокуренной сигаретой в черное пространство. — А мне надоело, все они надоели. Хочешь, спустимся ко мне в мастерскую? Она здесь, в подвале. Я тебе мои работы покажу.