Иоганн-Фердинанд-Мартин-Оскар Мединг - Адъютант императрицы [litres]

– Ты видишь, Зораида, – сказала государыня, с состраданием глядя на девушку, – ты теперь принадлежишь мне по воле своего отца, и я имею право соединить тебя с Николаем.

– Боже мой. Боже мой! – сказала Зораида, – я ничего не понимаю! – Она взглянула на оборотную сторону письма. – Да, да, это – печать моего отца, я узнаю ее; это письмо от моего отца, это – его воля отдать меня! Но то, что должно бы осчастливить меня, страшит меня… Разве он не любит меня больше, или…

Она побледнела и скрестила руки на груди, между тем как Николай, сияя от счастья, поспешно подошел и обнял ее.

– Фельдмаршал Румянцев посылает через меня вашему императорскому величеству это послание, – сказал второй офицер в ответ на вопросительный взгляд императрицы.

– А, – воскликнула Екатерина Алексеевна, взяв письмо с огромной печатью, – на этот раз мне пишет Румянцев. – Быстро вскрыла она письмо и прочитала: – «Генерал Салтыков, вероятно, лично доставил Вашему Императорскому Величеству известие о большой, решительной победе, одержанной войсками Вашего Величества, а также вручил Вашему Императорскому Величеству проект мирного договора и письмо великого визиря Моссума-оглы. Мне остается только сообщить следующие важные известия. Султан Мустафа III умер, Абдул Ахмед занял его место, великий визирь Моссум-оглы отозван от командования разбитой нами армией и замещен пашой Молдаванчи. Последний принял мирный договор, заключенный Моссум-оглы и Салтыковым, признав невозможность сопротивления и мою угрозу, в случае замедления, двинуться на Адрианополь. В согласии султана не может быть сомнения. Я узнал, к моему великому огорчению, что Моссум-оглы застал в Адрианополе посланного от султана, который ему»…

Государыня смолкла и посмотрела на Зораиду, которая высвободилась из объятий Николая и, вся бледная, с неподвижным взором, вслушивалась в слова письма.

– Посланный от падишаха? – воскликнула она, – что это значит? О, будь милосердна, властительница, скажи мне, что случилось с моим отцом?

– Бедное дитя, – промолвила императрица, – а все же она должна знать! Самая ужасная истина лучше томления страха и неизвестности. Твой отец предчувствовал свою судьбу, мое дитя, и поэтому поручил тебя моему покровительству; «посланный султана передал ему шелковый шнур, т. е. смертный приговор. Он быль храбрый и гордый человек, – продолжала она читать заключительный слова письма Румянцева, – и я сохраню воспоминание, полное уважения к этому благородному врагу».

Зораида упала, громко рыдая:

– О, мой отец, мой отец! Они убили тебя, эти изверги, они не дали тебе даже возможности повидаться со своей дочерью!

Николай поднял рыдавшую девушку.

Государыня раскрыла свои объятия и прижала ее к груди.

– Успокойся, мое дитя! – сказала она, – благословение твоего отца будет с тобою и после его смерти; он доверил тебя сердцу матери, и я исполню святой завет. Русская императрица создаст тебе счастье и позаботится о тебе, как если бы ты была ее собственное дитя. Жалую тебя в графини; отныне твое имя будет Екатерина, и ты будешь равна самым знатным людям моего государства; затем, когда ты выйдешь замуж за Николая, имя твоей государыни соединится с благородным именем Салтыковых.

Николай опустился на колена и благоговейно поцеловал руку государыни.

Салтыков положил руку на голову сына и сказал:

– И, пока мое потомство будет жить на Руси, пусть все его отпрыски с благодарностью и восхищением посвящают жизнь императрице и ее наследникам.

Зораида тихо рыдала в объятиях государыни; но вдруг она выпрямилась, с еще влажными, сверкающими глазами протянула руку и воскликнула громким, звучным голосом:

– Да, я хочу принадлежать вам, одним вам: тебе, моя милостивая повелительница, и тебе, мой возлюбленный друг, на всю свою жизнь. Между мною и народом падишаха, так жестоко умертвившим моего отца, больше нет ничего общего; я вырвала из сердца веру своих отцов, допускающую подобный злодеяния. Твой Бог, Николай, будет моим Богом; этому Богу милосердия и любви я буду молиться за своего бедного отца и за наше счастье, на которое он будет взирать с высоты небесного рая. Возьми меня, я твоя; в печали небо соединило наши души, а наша земная судьба находится в руках нашей высокой матери-повелительницы.

Она стала на колена рядом с Николаем, государыня положила на их головы свою левую руку, а правую протянула Салтыкову и произнесла слова, понятные лишь ему одному:

– Видишь, Сергей Семенович, какое странное совпадение! Салтыков и Екатерина – так Зораида будет названа в святом крещении. Эти имена снова встречаются; былые воспоминания соединяются с будущим живым счастьем. Ну, а теперь иди, дочь моя! – сказала она Зораиде, – побудь наедине со своими мыслями об отце, благословение которого неотъемлемо остается с тобою; сегодня ты не можешь быть в кругу веселящихся; в уединении твоя душа придет в прежнее равновесие. Иди, поплачь и моли Бога, чтобы то были твои последние слезы. А ты, Николай, проводи меня; эта серьезная минута принесла тебе высокое счастье и тебе подобает принять участие в радости и почестях своего отца.

Зораида опустила вуаль и молча возвратилась во внутренние покои императрицы.

Николай открыл дверь из приемной, Салтыков занял место адъютанта позади своей повелительницы; камергеры и статс-дамы выстроились в длинные блестящие ряды, и, несколько минут спустя, государыня появилась в тронном зале, приветствуемая громкими криками радости всего многочисленного двора. Первыми подошли к ней великий князь и принцесса Гессенская; затем приблизились иностранные дипломаты и вельможи русские, среди которых первым был Григорий Григорьевич Орлов.

Неподвижным взором смотрел он на императрицу и произнес:

– Желаю вам, ваше императорское величество, счастья по случаю торжественной победы Румянцева, которая избавила вас и ваших верных слуг от тяжких забот и предохранила государство от больших опасностей.

– Я никогда не сомневалась в том, что счастье и победа останутся неизменно за нашими знаменами, – с гордой уверенностью ответила Екатерина Алексеевна, – и что мои полководцы и мои храбрые войска снова возвратят плоды победы, однажды утерянной.

Орлов сжал губы и его глаза блеснули диким гневом.

– Ваше императорское величество, – воскликнул он, – не доверяйте слишком счастью; на горизонте надвигается темная грозовая туча и, чтобы отклонить ее, необходимо все силы государства взять в сильные и надежные руки.

– Вы правы, князь Григорий Григорьевич, – произнесла Екатерина Алексеевна, – и в минуты радости государыня должна думать об опасностях, грозящих государству. У Румянцева сильная, надежная рука, победитель турецкой силы сумеет усмирить и бунтовщиков.