Иоганн-Фердинанд-Мартин-Оскар Мединг - Адъютант императрицы [litres]

– Ты бредишь, Василий! – промолвил Ушаков, – то, о чем ты говоришь, – государственная измена.

– Государственная измена? – воскликнул Мирович с язвительным смехом, – измена? Ей, в жилах которой нет ни одной капли русской крови?!

– И к тому же, – продолжал Ушаков, испытующе глядя на него – это – безумие, это невозможно!

– Невозможно? – воскликнул Мирович. – Когда Иоанн, который томится в этой тюрьме, еще покоился в своей царственной колыбели, разве тогда, среди мирного течения обыденной жизни, кто-нибудь считал возможным воцарение Елизаветы Петровны? И разве тогда не казалось совершенно невероятным, что во главе России станет Екатерина Вторая? Ничего нет невозможного для людей, умеющих желать!

– Все-таки я не понимаю, каким образом это может произойти, – проговорил Ушаков.

– Это гораздо проще, нежели ты думаешь, – ответил Мирович. – Сейчас я мысленно увидел пред собою весь план, и так ясно, как будто он уже приведен в исполнение. Не знаю, были ли то водяные духи, которые взывали ко мне из глубины волн, или то были мои собственные мысли! Но я знаю только, что это предприятие легче всего выполнить здесь, в этом уединенном месте, куда не смеет ступить нога человека, откуда не проникают вести в остальной мир и которое, тем не менее, находится так близко к центру власти, что нам стоит только протянуть руку, чтобы вырвать корону у пришлой чужеземки и надеть ее на голову законного наследника престола. Нужно только, – раздумчиво продолжал он – привлечь на свою сторону здешних солдат – только самых старших и самых надежных; остальные последуют за ними, и тогда мы овладеем позицией. Никто не узнает об этом, так как вести не доходят до Петербурга, и нам останется только приобрести нескольких сообщников в гвардейских казармах, которые приготовят заговор в войске; после этого мы ночью отвезем туда освобожденного узника, и в несколько минут он будет восстановлен в своих царских правах, а нам достанется высшая власть в государстве.

– Ты бредишь, – сказал Ушаков, – да, ты бредишь!.. И все-таки, – продолжал он, склонив голову, – ты, может быть, и прав, все может произойти так, как ты говоришь, если нам улыбнется счастье; но подумай, Василий! Дорога к успеху проходить так близко к эшафоту!

– Лучше умереть на плахе, чем сгинуть в нищете и ничтожестве, я имею мужество не бояться эшафота… Если ты хочешь последовать за мною, то прямо и смело пойдешь на это дело; если же ты колеблешься, то я пойду один или найду других единомышленников!..

– Хорошо, – произнес Ушаков, – я согласен, Василий. Обдумай этот план, а я последую за тобою… Ты задумал это грандиозное предприятие и ты должен быть его руководителем.

Мирович открыл ящик стола и вынул из него небольшое распятие, искусной чеканной работы, украшенное драгоценными камнями.

– Смотри, Павел, – сказал он, – вот единственное наследие, доставшееся мне от предков; мой прадед носил его на груди, когда был убит в сражении; один верный казак принес эту вещь его сыну, моему деду, и так она перешла ко мне. Положи руку на святой крест, который дорог мне, как реликвия, и поклянись быть мне верным; клянись, что разделишь со мною опасности, никогда не покинешь меня и будешь моим верным союзником до тех пор, пока все не будет окончено к славе или поражению!

Мирович обнял друга, после того как тот произнес требуемую клятву; он был уверен, что товарищ не покинет его и поможет ему в отчаянном предприятии, которое во всякой другой стране должно было показаться безумием, но для которого в России события последних трех царствований служили ободряющим примером.

Молодой человек заставил своего друга поклясться только в соучастии и не упомянул о сохранении тайны, так как его рыцарская натура не допускала и мысли об измене товарища.

Рука Ушакова еще лежала на распятии и он едва успел проговорить последнее слово клятвы, как дверь внезапно отворилась и на пороге показался денщик.

– По приказу его превосходительства, господина коменданта, – обратился солдат к расступившимся в испуге офицерам, – господин подпоручик Мирович назначается сегодня на дежурство в цитадель!

– Это – перст судьбы, – прошептал Мирович, – это – предвестие удачи!

Между тем солдат продолжал:

– Я имею также передать господину поручику Ушакову приказ командира явиться к нему.

– А что такое? – спросил Ушаков.

– Я слышал, – ответил солдат, – что вы будете посланы с донесением в Петербург.

– Ступай! – сказал Ушаков, – и доложи генералу, что я сейчас явлюсь.

– Ну, друг мой, – воскликнул Мирович по уходу солдата, – что ты скажешь на это? Разве волны не предсказали правды? Не есть ли это удивительное мановение судьбы, которая как раз теперь призывает меня на службу в цитадель? Узник должен быть подготовлен для полного успеха дела; внезапное, неожиданное освобождение может вызвать в нем приступ болезни, которой он подвержен и которая помешаете ему показаться народу. А тебя генерал посылает в Петербург. Это – также счастливое совпадение. Поищи там надежного друга, которому ты мог бы довериться, так как нам надо заручиться союзничеством хотя бы одного полка. Ты знаешь Семена Шевардева; он смел и мужествен; поговори с ним! Его обошли ради одного придворного любимца, так воспользуйся случаем и постарайся склонить его на нашу сторону. Если к нам присоединился хотя бы один полк, то мы выиграем дело, в котором мы ставим на карту жизнь, чтобы приобрести власть над государством.

– Будь покоен! – проговорил Ушаков, – я сделаю все возможное, чтобы исполнить твое приказание как обещал.

– Какое счастье, – воскликнул Мирович, – что я как раз сегодня назначен на дежурство в крепость и что комендант посылает тебя в Петербург! Могли пройти еще месяцы, прежде чем представился бы такой благоприятный случай. О, Аделина, Аделина! Темные тучи разверзаются и чудный луч света сияет нам. Но постой! – промолвил он, внезапно вспомнив что-то, – постарайся увидеться с Аделиной; быть может, ее мать наблюдает за ней и не примет офицера моего полка, но ты можешь встретить Аделину по дороге на репетицию. Попытайся, во что бы то ни стало увидеть ее; передай ей мой привет и слово одобрения и заклинай ее остаться верной мне и ждать до той минуты, – прибавил он, протянув руки, – когда я увенчаю ее голову княжеской короной.

– Напиши несколько строк, – проговорил Ушаков, – Аделина почти не знает меня и больше поверить, если я передам записку от тебя.

– Ты прав, совершенно прав! – воскликнул Мирович. – О, какое счастье, что все так складывается!.. Не правда ли, дело увенчается успехом? – Он поспешно написал записку и скрепил ее печатью. – Возьми это, Павел! – сказал он, – и пусть бог любви и добрый гений России охраняют тебя!..