Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

– Да нет, ничего особенного не случилось. А здесь и так все в полном порядке. А герр Норрис – он не заболел?

– Вроде бы нет. – С каждой секундой выражение недоумения на лице у фройляйн Шрёдер становилось все более явным. – То есть если он и заболел, то мне об этом ничего говорить не стал, а дома его не бывает с утра и до позднего вечера. А что, он написал вам, что ему нездоровится?

– Да нет, ничего такого он не писал… вот только… в общем, когда я уезжал, мне показалось, что какой-то он слишком бледный. А мне никто не звонил – не просили чего-нибудь передать?

– Ничего такого, герр Брэдшоу. Вы же помните, что сами сказали всем своим ученикам, что вас не будет вплоть до Нового года.

– Да-да, конечно.

Я подошел к окну и выглянул на пустую промозглую улицу. Впрочем, не так чтобы совсем пустую. На углу стоял невысокого роста человек в застегнутом под самое горло пальто и в фетровой шляпе. Время от времени он тихо прохаживался туда-сюда, сложив за спиной руки, так, словно ждал к назначенному часу девушку.

– Согреть вам воды? – тактично спросила фройляйн Шрёдер. Я мельком взглянул на себя в зеркало. Усталый, грязный и небритый.

– Благодарю вас, – я улыбнулся в ответ, – пока не стоит. Сперва я должен уладить одно дело. Вернусь примерно через час. Вот если бы вы были так любезны и согрели к этому времени ванну…

– Да, Людвиг на месте, – сказали мне барышни в большой передней комнате Байеровой штаб-квартиры на Вильгельмштрассе. – Входите, входите, он там.

Увидев меня, Байер, казалось, ничуть не удивился. Он поднял голову от заваленного бумагами стола и улыбнулся мне навстречу:

– А, вот и вы, мистер Брэдшоу! Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, отдохнули неплохо?

Я улыбнулся:

– Ну, я только было начал…

– Как тут же получили мою телеграмму? Не держите на меня зла – без этого, к сожалению, было никак не обойтись.

Байер помолчал, задумчиво посмотрел на меня, потом продолжил:

– Боюсь, то, что я вам сейчас скажу, не доставит вам ровным счетом никакого удовольствия, мистер Брэдшоу. Но было бы неправильно и дальше держать вас в неведении относительно истинного положения вещей.

Я услышал, как где-то в комнате тикают часы; казалось, вокруг сгустилась мертвая тишина. Сердце только что не выпрыгивало у меня из груди. Мне кажется, я уже тогда наполовину догадался, о чем пойдет речь.

– Вы ездили в Швейцарию, – продолжил Байер, – с неким бароном Прегницем?

– Да. Именно. – Я облизнул ни с того ни с сего пересохшие губы.

– А теперь я задам вам вопрос, после которого вам может показаться, что я беру на себя смелость лезть в вашу личную жизнь. Пожалуйста, не обижайтесь. Если вам не захочется отвечать на него, можете не отвечать, договорились?

В горле у меня пересохло. Я попытался прокашляться, а на поверку вышел до нелепого громкий скрежещущий звук.

– Я отвечу на любой ваш вопрос, – севшим голосом сказал я.

В глазах у Байера загорелся одобрительный огонек. Он наклонился ко мне через стол:

– Рад, что вы именно так все это восприняли, мистер Брэдшоу… Вы пытаетесь нам помочь. Это хорошо… А теперь скажите мне, пожалуйста, как Норрис обосновал для вас необходимость съездить вдвоем с этим Прегницем в Швейцарию?

Я снова услышал громкий стук часов. Байер облокотился на стол и смотрел на меня: внимательно, доброжелательно, ободряюще. Я еще раз попытался прочистить горло.

– Ну, – начал я, – понимаете ли, прежде всего…

История вышла долгая и совершенно дурацкая, и мне показалось, что я рассказывал ее несколько часов кряду. Я даже и не предполагал, что отдельные эпизоды будут выглядеть в пересказе настолько нелепыми и жалкими. Мне было страшно стыдно, я краснел, пытался иронизировать, но тут же понимал, насколько это неуместно, защищался – и осуждал мотивы собственных поступков как недостойные, умалчивал о тех или иных обстоятельствах, чтобы буквально в следующий момент вывалить все тайны разом: под испытующим взглядом его спокойных, по-дружески безучастных глаз. Казалось, я пришел покаяться этому внимательному и молчаливому человеку во всех своих слабостях. Еще ни разу в жизни я не чувствовал себя настолько униженным.

Когда я наконец добрался до финальной точки, Байер только чуть переменил позу:

– Благодарю вас, мистер Брэдшоу. Видите ли, по большей части мы предполагали, что именно так все и будет… Наши парижские коллеги прекрасно знают этого господина Ван Хорна. Он очень умный человек. И доставил нам немало неприятностей.

– Вы имеете в виду… что он полицейский агент?

– Можно сказать и так. Он собирает самого разного рода информацию и продает ее тем, кто готов за информацию платить. Сейчас много кто этим занимается, но по большей части это люди весьма недалекие и опасности они не представляют.

– Понятно… И Ван Хорн использовал Норриса для сбора информации?

– Да. Именно так все и было.

– Но как он умудрился заставить Норриса работать на себя? Чего он ему такого наговорил, что Норрис ни в чем его не заподозрил?

Как ни серьезен был Байер, в глазах у него невольно промелькнула нотка веселого изумления:

– Да нет, ну что вы, Норрис у нас вообще человек крайне подозрительный. Вы меня неправильно поняли, мистер Брэдшоу. Я не говорил, что Ван Хорн его обманывал. В этом не было никакой необходимости.

– Не было никакой необходимости? – тупо повторил я.

– Ровным счетом. Да нет… Норрис, видите ли, отлично знал, что нужно Ван Хорну. Они прекрасно друг друга поняли. И с тех пор как Норрис вернулся в Германию, он регулярно получал деньги – через посредство Ван Хорна – от французских спецслужб.

– Я в это не верю!

– И тем не менее это правда. Если хотите, могу представить вам доказательства. Норрису платили за то, чтобы он следил за нами, снабжал французов информацией о наших планах и наших действиях. – Байер улыбнулся и поднял руку, словно желая предупредить любые возможные с моей стороны возражения. – Впрочем, на самом деле все не так уж и страшно. Та информация, которую он им переправлял, особой важности не представляла. Наше движение не строит никаких вселенских заговоров, как об этом пишут в капиталистической прессе и бульварных романах. Мы действуем вполне легально. И доступ к информации о нас открыт любому. Норрис мог сообщить своим друзьям имена некоторых наших курьеров, которые часто ездят из Берлина в Париж и обратно. И, может быть, несколько адресов. Но – только поначалу.

– Так значит, вы уже давно знаете, чем он занимается? – Я едва узнал звук собственного голоса.

Байер расцвел в улыбке:

– Да. Достаточно давно. – Тон был успокоительным и мягким. – Норрис, сам того не желая, оказал нам ряд услуг. У нас появилась прекрасная возможность в любой момент запускать через этот канал нужную дезинформацию.