Джон Стейнбек - Зима тревоги нашей [litres]

Сперва надо решить вопрос с деньгами, ведь тут все тщательно подготовлено и рассчитано не хуже, чем в электрической цепи.

Правила Морфи вполне надежны, я их усвоил и даже добавил одно сверху. Правило первое: никаких приводов. У меня их нет. Номер два: никаких подельников или конфидентов. Само собой, у меня их нет. Номер три: никаких баб. Марджи Янг-Хант была единственной, кто попадал под это определение, и я вовсе не собирался пить шампанское из ее туфельки. Номер четыре: не транжирь. Не буду. Понемногу стану расплачиваться с оптовиками. Куда спрятать деньги, тоже знаю. В коробке из-под шляпы рыцаря-храмовника есть покрытая бархатом картонка, выгнутая в форме головы и примерно такого же размера. Я уже оторвал ее от дна и смазал края контактным клеем, чтобы в случае надобности приладить все как было.

От опознания – маска Микки-Мауса. Кроме нее, никто ничего не запомнит. Старый плащ Марулло (все старые бежевые плащи похожи) и пара одноразовых целлофановых перчаток. Маску я вырезал несколько дней назад, коробку и хлопья смыл в унитаз, туда же отправятся потом маска и перчатки. Старый посеребренный «айвер-джонсон» я натер сажей, в уборной поставил банку моторного масла, чтобы бросить его туда и сдать шефу полиции Стоуни при первой возможности.

И последнее, мое собственное правило: не будь свиньей. Не бери слишком много, не трогай крупные купюры. Если там будет тысяч шесть-десять десятками и двадцатками, то мне вполне хватит, и я легко смогу их спрятать. Коробка из-под торта, стоящего на холодильнике, послужит для переноски денег, затем она снова окажется на прежнем месте, и в ней будет торт. Я пытался изменять голос при помощи той пронзительной адовой штуки для чревовещания, но потом решил молчать и изъясняться жестами. Все на месте, все готово.

Я почти пожалел, что Бейкер в отъезде. В банке будут лишь Морфи, Гарри Роббит и Эдит Олден. Я все распланировал с точностью до секунды. Без пяти девять я поставлю метлу у входа. Репетировал я много раз. Фартук подвернуть, гирю с весов прикрепить на цепочку бачка, чтобы полилась вода. Любой покупатель услышит шум и сделает очевидный вывод. Плащ, маска, коробка из-под торта, пистолет, перчатки. Перейти через проулок, распахнуть заднюю дверь, надеть маску, зайти аккурат в тот момент, когда зажужжит часовой механизм сейфа и Джои откроет дверцу. Жестом приказать троим работникам лечь на пол, махнув револьвером. Хлопот они не доставят. Как сказал Джои, деньги застрахованы, а он – нет. Собрать деньги, сложить в коробку, перейти проулок, смыть маску и перчатки в унитаз, пистолет сунуть в банку с маслом, снять плащ. Опустить фартук, деньги убрать в шляпную картонку, торт – обратно в коробку, взять метлу и продолжить мести тротуар как ни в чем не бывало, будучи на самом виду, когда поднимется переполох. На все про все уйдет минута и сорок секунд, время замерено, проверено и перепроверено. Тем не менее, как бы тщательно я все ни распланировал и ни выверил, я слегка нервничал и перед открытием вымел весь магазин. Фартук надел вчерашний, чтобы новые складки не бросались в глаза.

Вы не поверите, но время остановилось, словно Иисус Навин с бабочкой на шее остановил солнце. Минутная стрелка отцовского хронометра замерла и отказалась двигаться дальше.

Долго я не обращался вслух к моей пастве, зато сегодня утром меня к этому вынудили нервы.

– Друзья мои, скоро вы станете свидетелями тайны. Я знаю, что могу положиться на ваше молчание. Если кто-то испытывает сомнения этического порядка, то прошу удалиться. – Я помолчал. – Возражений нет? Отлично. И коли хоть одна устрица или вилок капусты затеет обсуждать сие с чужаками, то смертный приговор будет приведен в исполнение с помощью ножа и вилки. Также хочу вас поблагодарить. Все мы трудились вместе на этой благодатной ниве, и я был таким же слугой, как и вы. Однако грядут перемены. Впредь хозяином здесь стану я, в связи с чем обещаю проявлять доброту и понимание. Момент близится, друзья мои, занавес поднимается… Прощайте! – Идя к дверям с метлой в руках, я неожиданно для себя вскрикнул: – Дэнни… Дэнни! Оставь меня в покое!

Я содрогнулся всем телом, пришлось опереться на метлу и постоять, пока я смог открыть двойные двери.

Короткая толстая стрелка на часах моего отца стояла на девятке, длинная и тонкая показывала шесть минут до девяти. Мне чудилось, что хронометр пульсирует у меня в руке.

Тот день отличался от остальных дней, как собаки от кошек, как те и другие – от хризантем, или от приливной волны, или от скарлатины. Во многих штатах, по крайней мере в нашем точно, действует закон, по которому на выходных непременно идет дождь, иначе как видимо-невидимо народу сможет враз промокнуть насквозь и захандрить? Июльское солнце успешно развеяло легкие перистые облачка, зато на западном краю неба нарисовался грозовой фронт – тучи-силовики, несущие дождь из долины реки Гудзон, вооруженные молниями и уже грохочущие раскатами грома. Если закон будет соблюдаться должным образом, то они притормозят до той поры, когда на шоссе и пляжи выберется максимальное число ошалевших от сутолоки отдыхающих, одетых по-летнему и по-летнему же доверчивых.

Большинство магазинов начинают работать не раньше половины десятого. Это была идея Марулло – переманить часть чужой клиентуры, открываясь на полчаса раньше остальных. Я бы не стал так делать. Выгода невелика, а другие магазины относились к нам с неприязнью. Марулло было плевать, он о таких вещах даже не задумывался. Что с него возьмешь – иностранец, макаронник, мафиози, тиран, притеснитель бедняков, подонок и сукин сын восьми разновидностей. Что ж, после того как я его уничтожил, вполне естественно, что все его ошибки и преступления стали ясны, как белый день.

Длинная стрелка на отцовских часах неспешно двигалась по кругу, я ожесточенно махал метлой, дожидаясь плавного начала своей операции. Я дышал ртом, желудок вдавился в легкие, как перед атакой.

Для субботнего утра в канун Четвертого июля людей было маловато. Мимо прошел незнакомец – старик с удочкой и зеленой пластиковой коробкой для рыболовных снастей. Он направлялся к волнолому, чтобы просидеть весь день с несвежей наживкой на крючке. Глаз он не поднимал, и я окликнул его сам:

– Желаю вам крупного улова!

– Ничего у меня не ловится, – ответил он.

– Иногда попадается полосатый окунь.

– Навряд ли.

Экий оптимист выискался, зато я привлек его внимание.

По тротуару промчалась Одинокая Дженни. Она неслась будто на роликах, пожалуй, самый ненадежный свидетель во всем Нью-Бэйтауне. Как-то раз она открыла газ в духовке и забыла его зажечь. Если бы она вспомнила, куда положила спички, то непременно взлетела бы на воздух вместе со своим домиком.