Жан-Поль Сартр - Ставок больше нет [litres]

– Постепенно привыкнете… – снисходительно улыбается старик.

Пьер сконфуженно улыбается, и они продолжают путь.

Ева сидит на стуле перед письменным столом. На ее лице тревога.

– Вы уверены? Вы не ошиблись? – взволнованно спрашивает она.

Пожилая дама, чье равнодушное и вежливое спокойствие так контрастируют с нервозностью Евы, с достоинством отвечает:

– Я никогда не ошибаюсь. Это входит в мои профессиональные обязанности.

– Он меня отравил? – переспрашивает Ева.

– Ну да, мадам.

– Но почему? Почему?

– Вы его стесняли, – отвечает та. – Приданое ваше у него в кармане. Теперь ему требуется приданое вашей сестры.

– А Люсетта в него влюблена! – заламывая руки шепчет убитая Ева.

– Примите мои соболезнования… Не соблаговолите ли поставить подпись? – приняв соответствующее обстоятельствам выражение лица, просит чиновница.

Ева встает, рассеянно склоняется над столом и ставит подпись.

– Превосходно, – подводит итог пожилая дама, – отныне вы мертвы по всем статьям.

– А куда мне теперь? – нерешительно осведомляется Ева.

– Куда хотите. Мертвые свободны.

Ева, как и Пьер, неосознанно направляется к двери, через которую вошла, но чиновница указывает ей на другую:

– Нет, вам туда…

Поглощенная своими переживаниями Ева покидает контору.

Ева печально бредет по улице, опустив голову и сунув руки в карманы домашнего платья.

Ее не занимает происходящее вокруг, она не смотрит на прохожих, живых и мертвых, попадающихся ей на пути… Как вдруг слышит голос уличного зазывалы:

– Дамы и господа, еще несколько франков, и вашим глазам предстанет нечто сенсационное… Одной рукой, только одной рукой Алкид поднимет вес в сто килограммов. Я не ошибся, сто килограммов, сто…

Вокруг ярмарочного силача – здоровяка в розовом трико, с вызывающей величины усами и завитками волос на висках – образовался кружок зевак. Пока зазывала представляет его публике, он застыл в выразительной позе.

Удостоив здоровяка взглядом, но не остановившись, Ева обходит толпу зевак.

В последнем ряду, среди любопытных находятся и Пьер со стариком-провожатым.

– Пойдемте отсюда, – обращается к нему старик, – есть кое-что и поинтереснее… У нас свой клуб…

– Минутку, – раздраженно отзывается Пьер, – я всегда любил смотреть на силачей.

Ева тоже останавливается, глядя на здоровяка.

– Дамы и господа! Смелее! Вы же не захотите обойти вниманием тяжелую атлетику. Еще двенадцать франков, и представление начнется. Двенадцать раз по двадцать су! Один франк справа? Один слева? Спасибо. Еще десять франков, и мы начнем!

Взгляд Евы случайно падает на девочку лет двенадцати. Из корзины в ее руках торчат пакет с молоком и дамский ридикюль весьма потрепанного вида, в котором наверняка лежат деньги. Ее послали за покупками, а она задержалась, чтобы посмотреть на представление.

Девочка не замечает юного воришку за своей спиной, который собирается ее обокрасть.

Небрежно озираясь, он протягивает руку и ловко вытаскивает сумочку из корзины.

– Эй, малышка, тебя обворовывают! – кричит Ева, наблюдая за его действиями.

Пьер живо поворачивает к ней голову и переводит взгляд на девочку.

Ева заметила его реакцию и обращается к нему:

– Остановите его! Да остановите же!

Старик выразительно толкает Пьера локтем.

Воришка уже преспокойно удаляется…

– Держи вора! Держи вора! – кричит Ева, указывая на него рукой.

Пьер с любопытством разглядывает ее.

– Эта дама тоже новенькая, – говорит старик.

– Да… до нее еще не дошло… – несколько самодовольно отзывается Пьер.

– Да сделайте же что-нибудь! – обращается Ева к Пьеру. – Что тут смешного? Остановите его!

Пьер со стариком переглядываются.

– Мадам еще не свыклась… – произносит Пьер, обращаясь к ней.

– Как вы сказали? – удивляется Ева. – Не свыклась с чем? – Она смотрит то на одного, то на другого, и вдруг начинает понимать. Теперь у нее растерянный и обескураженный вид. – Ах да, верно… – шепчет она, – верно.

Пьер и Ева какое-то мгновение с интересом разглядывают друг друга, но тут же переводят взгляды на девочку.

Та только что заметила пропажу сумочки. Она все более лихорадочно роется в корзине, заглядывает даже в пакет с молоком, ищет под ногами зрителей, после чего выпрямляется: ее личико бледно, рот искривился, на ставших огромными глазах блестят слезы.

Все трое молча взирают на ребенка. Старик, у которого, казалось бы, чувства давно должны были притупиться, потрясен…

Сделав несколько шагов, девочка падает на скамью и принимается рыдать, обхватив голову руками.

– Бедное, бедное дитя, – шепчет Пьер. – Что ее ждет по возвращении домой… – И добавляет, впервые с ноткой горечи в голосе: – Да, вот так-то!

– Вот так-то! Это все, на что вы способны? – вскипает Ева.

– А что я, по-вашему, должен делать? – силясь скрыть волнение за напускной развязностью, отвечает Пьер.

– Ничего, – пожимает плечами Ева. – Это ужасно, ужасно не иметь возможности помочь, – добавляет она, повернув голову в сторону ребенка.

Они вновь смотрят друг на друга. Пьер резко отворачивается, словно пытаясь прогнать непрошенную мысль.

– Пошли, – обращается он к старику. – Я за вами…

И удаляется вслед за своим вожатым, радуясь, что можно уйти от истории с воришкой.

Ева тоже уходит, опустив голову, сунув руки в карманы. Она проходит мимо девочки, не глядя в ее сторону…

Пьер со стариком проходят мимо дворца. Два великана-стража, застыв в грозной позе, охраняют внушительных размеров дверь.

Пьер резко останавливается. Старик, едва поспевающий за ним, также останавливается, но с намерением продолжать путь.

Пьер взглядом измеряет дверь и с явной радостью говорит:

– Это тут.

– Как вы сказали?

– Уже много лет мне хочется увидеть его вблизи.

– Правителя? – удивляется старик. – Вы хотите увидеть Правителя? Любопытно… Жалкий узурпатор, поступки которого лишены какого-либо размаха.

– А мне он интересен, – весело отвечает Пьер.

– В таком случае, мой дорогой, не отказывайте себе в удовольствии, – вежливым жестом указывает на дверь старик.

Пьер без колебаний преодолевает ступени крыльца и на мгновение задерживается возле стражников.

– Если бы ты только знал, кого пропускаешь сейчас, если бы знал… – бросает он в лицо одному из них.

Пьер со стариком вступают в просторную галерею, им то и дело попадаются мертвецы в нарядах тех времен, в которые им довелось жить… Встречается и первый камердинер – они пропускают его, расступившись.