Денис Джонсон - Иисусов сын

– Ладно, давайте просто отвезем его, куда он хочет. – Мне не хотелось домой. Моя жена стала не такой, как раньше, и у нас был шестимесячный ребенок, которого я боялся, наш сын.

Следующий дом, куда мы его привезли, был на Олд-хайвей, он стоял один, вокруг больше ничего не было. Я не раз ездил по этой дороге, каждый раз заезжал немного дальше, и никогда там не бывало ничего хорошего. У моих друзей была там ферма, но потом к ним нагрянули полицейские и их всех посадили.

Этот дом не был похож на фермерский. Он стоял метрах в трехстах от трассы, его крыльцо упиралось в идущую мимо дорогу. Мы остановились перед домом, заглушили мотор и услышали, что внутри играет музыка – джаз. Он звучал изысканно и одиноко.

Мы все поднялись на крыльцо вслед за немым. Он постучал в дверь. Мы с Томом и Ричардом стояли по бокам от него на небольшом, едва заметном расстоянии.

Как только дверь открылась, он протиснулся внутрь. Мы вошли за ним и остановились, а он направился прямиком в следующую комнату.

Мы остались стоять в кухне. В соседней комнате горел тусклый синий свет, в дверной проем мы увидели кровать-чердак, гигантскую двухъярусную кровать, на которой лежали несколько женщин, похожих на привидения. Еще одна такая женщина вышла из комнаты, встала в дверях и оглядела нас троих, тушь у нее была размазана, помада стерта поцелуями. На ней была юбка, но не было кофточки, только белый лифчик – как в рекламе белья в подростковом журнале. Но она была старше. Глядя на нее, я вспомнил, как мы с моей женой гуляли в полях, раньше, когда мы были так сильно влюблены, что не понимали, что происходит.

Она сонно потерла нос. Через пару секунд рядом с ней вырос черный мужчина, хлопавший себе по ладони парой перчаток, очень крупный мужчина, который смотрел на меня невидящим взглядом и улыбался неуязвимой улыбкой человека, покурившего травки.

Девушка сказала:

– Если бы вы позвонили прежде, чем приехать, мы бы убедительно попросили вас не брать его с собой.

Ее спутник был в восторге:

– Это ты хорошо сказала.

В комнате у нее за спиной парень, которого мы привезли, стоял, как плохая скульптура, в неестественной позе, с поникшими плечами, как будто не мог больше тащить свои гигантские руки.

– Что с ним не так? – спросил Ричард.

– Пока он сам это не поймет, не важно, что с ним не так, – ответил мужчина.

Том посмеялся, вроде того.

– Чем он занимается? – спросил Ричард у девушки.

– Он очень хороший футболист. Ну или, во всяком случае, раньше был. – Она выглядела усталой. Ей не было до всего этого дела.

– Он все еще хороший игрок. Он все еще в команде, – сказал мужчина.

– Да он даже больше не в школе.

– Но он мог бы снова играть в команде, если бы вернулся.

– Но этого никогда не будет, потому что он конченый. И ты тоже.

Он махнул перчаткой:

– Я знаю, детка, спасибо.

– Ты уронил перчатку.

– Спасибо, детка, это я тоже знаю.

К нам присоединился здоровый мускулистый парень с румяными щеками и ежиком светлых волос. У меня создалось впечатление, что это его дом, потому что в руке он держал зеленую пивную кружку размером примерно с корзину для бумаг, на которой были нарисованы свастика и знак доллара. Это была личная вещь, и она придавала ему вид человека, который находится у себя дома, он был как Хью Хефнер, который расхаживал на коктейльных вечеринках «Плейбоя» в пижаме.

Он улыбнулся мне и покачал головой.

– Он не может остаться. Тэмми не хочет его здесь видеть.

– Ладно, пусть будет, как хочет Тэмми, кем бы она ни была, – ответил я.

Находясь среди этих странных людей, я ощутил голод. Почувствовал запах разврата, едва заметный аромат зелья, которое прогнало бы все, что меня мучило.

– Мне кажется, ему пора, – сказал здоровяк, хозяин дома.

– А как его зовут, кстати?

– Стэн.

– Стэн. Он правда глухой?

Девушка фыркнула.

Парень засмеялся:

– Хорошая шутка.

Ричард толкнул меня в плечо и посмотрел на дверь, намекая, что надо уходить. Я понял, что их с Томом эти ребята пугают; и тогда мне тоже стало страшно. Не потому, что они могли что-то такое сделать; просто рядом с ними мы чувствовали себя какими-то тупыми неудачниками.

Я смотрел на эту девушку и во мне все ныло. Она выглядела такой мягкой и совершенной, как манекен из плоти, насквозь из плоти.

– Бросаем его здесь, сейчас, – крикнул я и ринулся к двери.

Я уже сидел за рулем, а Ричард и Том были на полпути к машине, когда на крыльце появился Стэн.

– Гони! Гони! – закричал Том, забираясь в машину вслед за Ричардом, но когда я тронулся с места, Стэн уже держался за ручку двери.

Я сильнее надавил на газ, но он не собирался сдаваться. Он даже немного опережал нас и, обернувшись, смотрел прямо на меня через лобовое стекло, не сводя с меня безумного взгляда и саркастически улыбаясь, как бы говоря, что он с нами навсегда, и бежал все быстрее и быстрее, выдыхая облака пара. Метров через пятьдесят, подъезжая к знаку «стоп» у выезда на трассу, я вдавил педаль в пол в надежде вырваться, но вместо этого швырнул его прямо на знак. Он врезался в него головой, столб подломился, как тростинка, Стэн упал и растянулся на нем. Должно быть, дерево прогнило. Ему повезло.

Мы оставили его там – шататься на перекрестке, на котором раньше стоял знак «стоп».

– Я думал, я всех в этом городе знаю, – сказал Том, – но этих ребят я никогда раньше не видел.

– Они все раньше были спортсмены, а теперь наркоманы, – сказал Ричард.

– Футболисты. Не знал, что с ними такое бывает. – Том смотрел назад, на дорогу.

Я остановил машину, и мы все посмотрели назад. Метрах в пятистах от нас Стэн встал посреди поля, освещенного звездами, в позе человека, который страдает от страшного похмелья или пытается приделать на место свою голову. Но дело было не только в голове, отрезали и выбросили его всего, целиком. Неудивительно, что он не мог ни слышать, ни говорить, неудивительно, что слова его больше не интересовали. В них больше ничего не осталось.

Мы смотрели на него и чувствовали себя старыми девами. А он был невестой смерти.

Мы поехали.

– Так ни слова и не сказал.

Всю обратную дорогу до города мы с Томом его обсуждали.

– Вы не понимаете. То, что ты в группе поддержки или играешь в команде, это ничего не значит. У любого все может пойти наперекосяк, – сказал Ричард, в старших классах он и сам был квотербеком или вроде того.

Как только мы въехали в город и вдоль дороги показались первые фонари, я тут же вспомнил про Кэплена и снова испугался.

– Лучше я просто сам поеду и найду его, чтобы не ждать, – сказал я Тому.

– Кого?

– А ты как думаешь?

– Да забудь ты об этом. Все закончилось. Серьезно.

– Ага. Хорошо, хорошо.

Мы выехали на Берлингтон-стрит. Проехали мимо круглосуточной заправки на пересечении с Клинтон. Какой-то мужчина расплачивался с заправщиком, они стояли рядом с машиной в зловещем зеленовато-желтом свете – тогда в городе только появились эти натриевые лампы, – асфальт вокруг искрился пятнами горючего, они казались зелеными, а старый «форд» казался абсолютно бесцветным.