Денис Джонсон - Иисусов сын

– Это Дандан в него выстрелил? – спросил я.

– Кто-то в кого-то выстрелил, – сказал Хотэл.

Дандан вошел следом за мной, он нес фарфоровую чашечку с водой и бутылку пива.

– Вот, – сказал он Макиннесу.

– Я не хочу, – сказал Макиннес.

– Ладно. Вот тогда, – Дандан протянул ему свое пиво.

– Нет, спасибо.

Я беспокоился.

– Вы не собираетесь отвезти его в больницу или еще что-нибудь?

– Отличная идея, – усмехнулась Битл.

– Мы уже повезли его, – объяснил Хотэл, – но въехали в сарай.

Я выглянул в окно. Это была ферма Тима Бишопа. Я увидел «плимут» Тима Бишопа, очень симпатичный старый седан, серый с красным, он выбил одну из угловых опор сарая, так что столб теперь лежал на земле, а машина подпирала крышу.

– Лобовое стекло вдребезги, – сказал Хотэл.

– Как вы вообще там оказались?

– Все просто вышло из-под контроля, – сказал Хотэл.

– А где, кстати, Тим?

– Его нет, – сказала Битл.

Хотэл протянул мне трубку. В ней был гашиш, но от него уже почти ничего не осталось.

– Ты как? – спросил Дандан у Макиннеса.

– Я чувствую ее вот прямо здесь. Она застряла в мышце.

– Это не так плохо, – сказал Дандан. – Что-то с капсюлем, наверное.

– Не так сработал.

– Типа того, да.

– Не отвезешь его в больницу на своей машине? – спросил у меня Хотэл.

– Отвезу, – сказал я.

– Я тоже поеду, – сказал Дандан.

– У тебя еще остался опиум? – спросил я у него.

– Нет, – ответил он. – Это был подарок на день рождения. Закончился.

– А когда у тебя день рождения?

– Сегодня.

– Тогда надо было оставить его до дня рождения, – сказал я со злобой.

Но я радовался возможности оказаться полезным. Я хотел быть тем, кто будет с ними от начала до конца и без происшествий доставит Макиннеса к доктору. Все будут говорить об этом, и я надеялся, что буду всем нравиться.

В машине были Дандан, Макиннес и я.

Дандану в тот день исполнился двадцать один год. Мы с ним познакомились в тюрьме округа Джонсон, когда я где-то накануне своего восемнадцатого Дня благодарения единственный раз в жизни оказался на несколько дней за решеткой. Я был старше его на месяц или на два. А Макиннес был всегда, моя жена даже когда-то давно с ним встречалась.

Мы поехали настолько быстро, насколько можно было, чтобы при этом раненого не мотало слишком сильно.

– А что тормоза? Ты их починил? – спросил Дандан.

– Ручной работает. Этого достаточно.

– А радио? – он ударил по кнопке, радио включилось и заревело, как мясорубка.

Он выключил его и снова включил, теперь оно бормотало, как аппарат, в котором на ночь оставляют полироваться камни.

– Ты как? – спросил я у Макиннеса. – Тебе там удобно?

– А ты как думаешь? – ответил он.

Долгая прямая дорога тянулась через высохшие поля насколько хватало глаз. Казалось, что в небе нет воздуха, а земля сделана из бумаги. Мы скорее не двигались, а просто становились все меньше и меньше.

Что сказать об этих полях? Черные дрозды кружили над своими тенями, а внизу стояли коровы и нюхали зады друг друга. Дандан выплюнул в окно жвачку, нащупывая в кармане рубашки пачку «винстонс». Он зажег спичку и закурил. Вот и все, что можно сказать.

– Эта дорога никогда не кончится, – сказал я.

– Паршивый день рождения, – сказал Дандан.

Макиннес сидел бледный и измученный, бережно обхватив себя руками. Я видел его таким раз или два, и тогда дело было не в пуле. У него была тяжелая форма гепатита, и его часто донимали сильные боли.

– Обещаешь ничего им не рассказывать? – сказал Дандан Макиннесу.

– Не думаю, что он тебя слышит.

– Скажешь, что это был несчастный случай, ладно?

Макиннес долго ничего не отвечал. Потом сказал:

– Ладно.

– Обещаешь?

Макиннес ничего не сказал. Потому что умер.

Дандан посмотрел на меня, в глазах у него стояли слезы.

– И что теперь?

– В смысле что теперь? Думаешь, я вас повез, потому что я в таком разбираюсь?

– Он мертв.

– Спасибо . Я вижу , что мертв.

– Выкинь его из машины.

– Точно, надо выкинуть его из машины, – сказал я. – Я никуда его не повезу теперь.

На секунду я отключился, прямо за рулем. Мне приснилось, что я пытаюсь что-то кому-то рассказать, но меня все время перебивают, сон о беспомощности и раздражении.

– Я рад, что он умер, – сказал я Дандану. – Это он первый стал называть меня Долбоебом.

– Не бери в голову, – сказал Дандан.

Мы с шумом мчались сквозь истлевший скелет Айовы.

– Я мог бы быть наемным убийцей, – сказал Дандан.

В доисторические времена по этой земле прошли сокрушительные ледники. Здесь годами стояла засуха, а над равниной висел бронзовый туман пыли.

Соя снова погибла, тщетные сохнущие стебли кукурузы лежали на земле, как ряды нижнего белья. Большая часть фермеров вообще перестала засевать поля. Все пустые видения были стерты. Было как в час перед приходом Спасителя. И он пришел, но ждать понадобилось еще долго.

Дандан пытал Джека Хотэла на озере недалеко от Денвера. Он хотел знать, где стерео, которое украли то ли у его подружки, то ли у сестры. Потом Дандан чуть до смерти не забил какого-то парня монтировкой, прямо посреди улицы в Остине, штат Техас, за что ему тоже однажды придется ответить, но прямо сейчас он, кажется, в тюрьме штата Колорадо.

Поверите ли вы мне, если я скажу, что в его сердце была доброта? Его левая рука не знала, что делает правая. Просто какие-то важные соединения перегорели. Если бы я залез к вам в голову и прошелся по вашему мозгу раскаленным паяльником, из вас мог бы получиться кто-то вроде него.

Три дня мы с моей девушкой, честное слово, самой красивой женщиной, которую я когда-либо знал, жили под вымышленными именами в «Холидей Инн» и кололись героином. Мы занимались любовью в кровати, ели стейки в ресторане, кололись в туалете, блевали, плакали, обвиняли друг друга, умоляли друг друга, прощали, обещали и возносили друг друга на небеса.

Но потом была ссора. Я стоял перед мотелем и ловил машину, одетый наспех, в куртке на голое тело, ветер завывал в моей сережке. Подъехал автобус. Я забрался внутрь и сел на пластиковое сиденье, фрагменты нашего города проворачивались в окнах как картинки в игровом автомате.

Однажды мы стояли на углу и ругались и я ударил ее в живот. Она согнулась пополам и заплакала. Рядом с нами остановилась машина с парнями из колледжа.

– Ей нехорошо, – сказал я им.

– Врешь, – сказал один из них. – Ты только что ударил ее локтем прямо в живот.

– Ударил, ударил, ударил, – сказала она плача.

Не помню, что я им сказал. Помню одиночество, которое смяло сначала мои легкие, потом сердце, потом яйца. Они посадили ее к себе в машину и уехали.

Но она вернулась.